Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились - [27]

А вот мнение премьер-министра относительно Балтийских государств не изменилось. Черчилль пришел к выводу, что ради этого нет смысла подвергать риску Британию, и вот что он пишет, размышляя над этим вопросом: «В смертельной схватке не стоит принимать на себя большую тяжесть, чем та, которая обусловлена необходимостью борьбы».

Опасения Черчилля были, может, и не обоснованы, но вполне понятны. Черчилль прекрасно помнил, что Британия и Франция весьма неохотно предоставили России контроль над Балтийскими государствами, что являлось одним из условий соглашения 1942 года с Советским Союзом, открывшим путь для заключения Пакта Риббентропа-Молотова. Через два дня, 9 марта, премьер-министр сообщил Сталину о том, что ему удалось убедить Рузвельта включить в соглашение обязательство по рассмотрению советских границ после окончания войны. Сталин поблагодарил за это сообщение. Черчилль поддержал интерес Сталина, сообщив ему о скором прибытии лорда Бивербрука в Вашингтон с целью сглаживания углов для получения согласия президента.

Сопротивляться просьбе Черчилля насчет уступок, связанных с интересами войны, было довольно трудно, но Рузвельт пока еще не был расположен авансировать Советский Союз. Хэлл тоже был категорически против этого. Судя по некоторым источникам, Комитет начальников штабов тоже являлся противником этой идеи.

Отдельные группировки в Соединенных Штатах были уверены, что из этого не выйдет ничего хорошего. Поэтому президент лихорадочно искал компромиссное решение, которое заключалось бы в том, что финны, литовцы, латыши и эстонцы, не желавшие входить в состав Советского Союза, имели бы право покинуть советские территории. Хэлл отсутствовал по болезни, и на совещание в Галифакс прибыл Уоллес, исполняющий обязанности государственного секретаря. Уоллес решил опробовать предложение президента на русских, но они не захотели включать его в проект соглашения.

Когда 8 апреля Гопкинс и Маршалл прибыли в Лондон для участия в обсуждении проекта вторжения через Ла-Манш, атмосфера внутри коалиции была накалена. В соответствии с инструкцией, Гопкинс первым делом ясно дал понять, что американское правительство пока еще противится официальному признанию территориальных притязаний России. 9 апреля, после переговоров Черчилля с Иденом, Гопкинс сделал следующую запись: «Я разъяснил Идену позицию президента в отношении подписания соглашения с Россией, поскольку было совершенно ясно, что президент не одобряет подобных действий. Я объяснил, что президент, безусловно, не мог препятствовать подписанию договора, и, проанализировав сложившуюся ситуацию, согласился с доводами британской стороны. Я настойчиво убеждал Идена в том, что, по мнению президента, нашей основной задачей здесь (имеется в виду второй фронт) является уменьшение давления, оказываемого на Англию со стороны России».

Отсюда становится понятна поспешность, связанная с визитом Молотова в Вашингтон. Советское правительство должно было соблазниться предоставленной возможностью.

Через два дня, 11 апреля, Рузвельт сделал еще один шаг, который, как он объяснил Черчиллю, требовалось предпринять. Он отправил Сталину послание, в котором, после выражения сожалений по поводу того, что они со Сталиным не смогут встретиться в ближайшее время, сообщалось, что, по его мнению, предлагаемое решение имеет крайне важное значение, давая возможность обменяться мнениями по вопросам военной стратегии. «Я имею в виду, – писал президент, – очень важный военный проект, предполагающий использование нашей военной силы для оказания вам помощи на Западном фронте. Решение этой задачи снимет с меня огромную тяжесть».

В связи с этим он сказал Сталину, чтобы тот, если возможно, в ближайшее время направил в Вашингтон Молотова и генерала, на которого может положиться, поскольку «временной фактор имеет существенное значение в столь важном деле». Президент предложил воспользоваться американским транспортным самолетом для перелета советской делегации в оба конца.

Но Сталин не слишком верил таким расплывчатым обещаниям. Он взял время на обдумывание, стоит ли, а если стоит, то когда, отправить Молотова в Вашингтон, а тем временем продолжал оказывать давление на Британию, чтобы она дала согласие на включение в соглашение требуемых советской стороной условий. Фактически Сталин, как настоящий союзник, тем самым проверял истинность отношения Англии к Советскому Союзу. Британское правительство пыталось найти пути выхода из тупикового положения с помощью соглашения, которое если не удовлетворило, то по крайней мере успокоило бы Германию. Но Сталин не шел на уступки. То ли встревоженный, то ли раздраженный, все еще не принявший приглашение Рузвельта, 23 апреля Сталин заявил Черчиллю, что собирается немедленно отправить Молотова в Лондон посмотреть, не сможет ли он, в конце концов, уладить разногласия. Сталин решил, что, после получения приглашения Рузвельта посетить Соединенные Штаты, в котором тот также поднимает вопрос об открытии второго фронта, тем более стоит нанести визит в Англию. Он полагал, что перед отъездом Молотова следует обменяться мнениями с Британией по этому вопросу. Короче, у Сталина были две причины, чтобы Молотов по пути в Вашингтон остановился в Лондоне. Он понимал, что, несмотря на то что американское правительство взяло на себя инициативу в отношении проекта вторжения через Ла-Манш, основной удар в 1942 году придется на Британию и следует добиваться ее согласия. И второе: если Молотову удастся достигнуть договоренности с Британией еще до визита в Вашингтон, американскому правительству будет сложнее настаивать на запрете.