Черчилль. Молодой титан - [8]

Причина крылась в последних новостях, которые легли тенью на этот отдаленный форпост империи. «Четырнадцать сотен миль от любого британского городка», — воскликнул по этому поводу Черчилль. Набранные огромными шрифтами заголовки, как готовые обрушиться каменные глыбы, изменили привычный ход жизни: «КОРОЛЕВА ВИКТОРИЯ ПРИ СМЕРТИ, ОНА ДОЖИВАЕТ ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ».

Новость об ухудшении здоровья королевы, — ей исполнился 81 год — уже успела широко распространиться за последние несколько дней, а теперь, когда все осознали близость конца, стало ясно, что с ее уходом нарушится и устоявшийся, привычный порядок. «Это выглядело так, словно некий монстр повернул ход истории, — писал известный историк. — Большая часть населения даже не представляла периода, когда бы королева Виктория не правила ими».

Ее смерть выглядела как одно из самых значительных событий, даже для тех, кто находился рядом с нею, кто имел возможность видеть, что она страдает и мучается не менее самого обычного человека. «Ее последние часы, — как заметил герцог Аргайлл, — вызывали такое ощущение, будто тонет огромный трехпалубный корабль. При этом она сохранила способность шутить перед тем, как затонуть».

Еще до отправления в Канаду, Черчилль видел первые сообщения о том, что королева при смерти, и даже упоминал об этом в письмах к Памеле. И хотя он не знал всех подробностей происходящего у него на родине, тем не менее, он был способен представить, какие изменения могут произойти в поствикторианском мире.

Вполне возможно, считал Уинстон, что парламент распустят и что ему в самое ближайшее время снова придется вступить в предвыборную борьбу. А это также означало, что придется отменить тур и потерять деньги, которые он мог получить за свои выступления. Несмотря на столь неудачно сложившиеся обстоятельства, он пытался небрежно шутить, обращаясь к Памеле: «Только посмотрите, как смерть королевы осложнила мои планы. Ее смерть взбудоражила не только нацию, но также и Уинстона».

Однако эта историческая драма для намеченного выступления в театре Виннипега — города, где проживало только пятьдесят тысяч жителей, — обернулась весьма удачным образом. На вечернюю лекцию Черчилля было продано более тысячи билетов, поэтому к обычным стульям пришлось приставлять добавочные в конце зала и перед оркестровой ямой. Для этих канадцев, живших так далеко и от узкого круга королевской семьи, и от аристократического общества, и членов палаты, сын лорда Рэндольфа — Уинстон Черчилль — выглядел связующей нитью, непосредственным представителем правящего класса империи. И каждый готов был потратить даже больше доллара только для того, чтобы послушать выступление человека, проделавшего пять сотен миль и предоставившего им возможность поговорить с ним именно в тот момент, когда величайшие перемены уже накрывали их с головой.

То громадное внимание, с которым встретили его лекцию, воодушевило Черчилля, поскольку его лекции по ту сторону границы проходили не столь успешно, как он надеялся. Выступления в Британии принесли ему доход, и он надеялся выручить намного больше в Америке. Однако его надежды не оправдались, и он получил чуть не вполовину меньше того, что заработал на родине. В некоторых городах публики в зале было маловато, слушала она рассеянно, а то и откровенно недоброжелательно, иной раз имело место и то, и другое. Например, в Вашингтоне из кассового сбора его выручка составила всего лишь пятьдесят долларов, в Балтиморе — тридцать пять, а в Хартфорде сумма выглядела просто позорно — десять долларов!

Многие американцы немецкого или голландского происхождения отождествляли себя с бурами, боровшимися за независимость, поэтому они без всякой симпатии взирали на молодого человека, который прославился тем, что сражался на стороне колониальной державы.

Что же касается американских ирландцев, то они вообще питали застарелую ненависть к англичанам, и Черчилль отчетливо видел, насколько враждебно они настроены. «… в Чикаго меня встретила крикливая толпа», — вспоминал он. Только один раз аудитория разразилась аплодисментами на выступлении Черчилля, когда он для иллюстрации использовал во время лекции «магический фонарь», демонстрируя диапозитивы с грозными фермерами-бурами, вооруженными до зубов для предстоящей схватки. В ответ Черчилль заметил, что разделяет их восхищение воинской доблестью поселенцев, однако ему хотелось бы напомнить об одном факте: что у него лично не было возможности любоваться голландскими воинами с безопасного расстояния. «Вы правы, аплодируя им, но вам не доводилось встречаться с ними лицом к лицу».

Надо отметить, Черчилль уже давно доказал, что обладает способностью направлять возмущение толпы в нужное русло. Во время октябрьской предвыборной кампании кто-то из собравшихся решил поиздеваться над его молодостью и выкрикнул: «А твоя мамочка знает, что ты здесь?» На что Уинстон тотчас отозвался: «Да, сэр, и более того, когда после подсчета голосов, назовут имя избранников, моя мама узнает, что я буду в списке».

Тур Черчилля в Америку организовал весьма претенциозный менеджер — майор Джеймс Понд, — тоже герой (он получил Медаль Почета во время Гражданской войны). У старого вояки была привычка расписывать в самых радужных тонах и с самыми пышными преувеличениями будущие успехи того или иного лекционного турне. А когда оказывалось, что надежды не сбылись, он весьма пространно и дотошно объяснял, почему результаты оказались столь плачевными. Один из его самых знаменитых клиентов — Марк Твен, однажды сказал другому лектору: «Если ты получишь хотя бы половину того, что тебе обещает Понд, вознеси хвалу Господу, потому что с другими подобного не случалось». Черчилль осознал горькую правду слишком поздно: при продаже билетов майор забирал львиную долю себе. Уинстон устроил ему скандал и пригрозил прервать поездку, хотя она подходила к середине. Что касается майора («вульгарного янки-импресарио», — как именовал его Черчилль), то он в свою очередь негодовал из-за того, что клиент живет на широкую ногу и расходует слишком много, так что счета так и сыпятся со всех сторон.