Прелюдия. Премьер-министр
Около полуночи в майское воскресенье 1941 года над Лондоном на фоне освещенного луной неба пронеслась громадная волна темных силуэтов самолетов. И там, где проносилась эта волна, раздавались взрывы и грохот обрушившихся стен. Огонь пожаров заливал улицы города, зарево вспыхнуло и над Вестминстерским аббатством, осколки ударили в башню Биг-Бена. Пожар охватил ту часть здания парламента, где располагалась палата общин, огонь пылал в помещении, где всегда горели самые жаркие споры. Сначала рухнула кровля, а затем перегородки. Град осколков, смешавшихся со штукатуркой, завалил обитые зеленой кожей скамьи — свидетелей многих знаменитых дебатов, продолжавшихся иногда по десять суток. Остались стоять только обгоревшие стены здания.
На следующий день после обеда, когда пожары еще продолжали полыхать на улицах города, и везде стоял горький запах дыма, Уинстон Черчилль подъехал к зданию парламента, чтобы оценить степень ущерба. Это была вторая весна войны против Адольфа Гитлера, и Черчилль только что отметил первую годовщину своего пребывания на посту премьер-министра Великобритании. К всеобщему изумлению, башня — хотя она и почернела от бесчисленных осколков — все же устояла. Биг-Бен продолжал отбивать положенное время. Поскльку авианалет происходил ночью, в здании парламента оставалось очень мало народу, и жертвами смертельной жатвы там стали только три человека, в том числе два полисмена. Однако во всем Лондоне число пострадавших людей составляло более трех тысяч убитых или раненых. Это была худшая ночь «блица» — воздушной кампании немцев против Англии.
Пробираясь сквозь завалы, Черчилль остановился возле обугленных балок и долго смотрел на почерневшие своды… Бледный свет солнца падал через обрушившуюся кровлю, освещая развалины кабинета, в воздухе все еще висела пыль. В том, что открылось взору Черчилля, не было ничего нового для него в методах врага. Конечно, с одной стороны, перед ним находились свежие развалины всего лишь одного знаменательного здания в том длинном списке уникальных памятников архитектуры, что пожрала бешеная фурия современной войны. С другой стороны, это было весьма символично — враг нанес прямой удар в самое сердце британской политической жизни. Гитлеровские бомбы угодили именно в тот дом, где заседало одно из самых важных и известных в мире демократических собраний. Как впоследствии высказался Черчилль: «Нашу старую палату общин разнесло вдребезги».
Но это была еще и личная потеря. Большую часть своей жизни премьер-министр провел в этой палате, почти сорок лет назад он начал свое продвижение с самого низа — еще совсем юношей с рыжими волосами, сияющими голубыми глазами и мальчишескими веснушками на лице. Он мог бы сказать: «Здесь я учился своему ремеслу». На этом полу стоял его отец — лорд Рэндольф Черчилль, объединившийся с Дизраэли против Гладстона. А в галерее для дам его (рожденная в Америке) мать — неукротимая Дженни — с гордостью слушала, как сын произносит первую речь в парламенте. Здесь он спорил со своими друзьями и противниками — с самых первых дней нового столетия. Здесь скрещивал шпаги с друзьями и врагами еще в начале века, когда в своих выступлениях он не уступал в остроте ума стоявшему у власти Джозефу Чемберлену, и в последующем, когда он в 1930-х годах ставил под сомнение отношение к Гитлеру младшего сына Чемберлена — Невилла.
Здесь он наслаждался минутами победы и стойко принимал удары поражений, произносил блистательные речи, а, случалось, нес полную чушь, выслушивал множество восторженных слов и негодующих выкриков недовольных. Он помнил тот знаменательный день в своей карьере, когда во время яростных дебатов противник швырнул в него толстый том — руководство для ведения прений. Книга угодила ему в лицо, пролилась кровь. Во время кризиса отречения 1936 года, когда он высказался в защиту Эдуарда VIII [1], шквал протестов обрушился на него, Черчилль был вынужден замолчать. Многие сочли, что его политическая карьера рухнула.
Как раз за три дня до того, как Гитлер задумал сбросить бомбы на это историческое здание, старый друг Черчилля и соперник с самых ранних дней — Дэвид Ллойд-Джордж, — произнес речь, в которой он обрисовал унылую картину того, как будет развиваться война. Это была его последняя речь. В ответном слове Черчилль противопоставил пессимизму Ллойд-Джорджа страстный призыв: «Я чувствую уверенность — мы не должны бояться бури, — сказал он в среду 7 мая. — Пусть она грохочет и неистовствует. Мы справимся с ней».
Никто не предполагал, что буря разыграется так скоро, и будет неистовствовать в том самом месте, где он произнес эти слова.
Теперь, глядя на разрушения, что принесло «огненное воскресенье», Черчилль почувствовал, как из глаз хлынули слезы. «Он не пытался их сдержать или смахнуть», — записал репортер, находившийся неподалеку. Замерев на некоторое время в лучах солнца, опираясь ногой на рухнувшую балку и сунув руку в карман пальто, он стоял словно статуя, каким-то чудесным образом выдержавшая бомбардировку.
Но уже через секунду, взяв себя в руки, премьер-министр решительно произнес: «Палата должна быть отстроена заново — точно такой, какой она была прежде».
