Чемпион - [23]

Никто не заметил, как погода начала портиться. Чер­ная туча заволакивала небо, соединяя его с землей. Тон­кая молния прорезала даль и погасла.

Тяжелая туча надвинулась стремительно и грозно. Яр­кий весенний день постепенно обернулся хмурым вечером. Подул порывистый, холодный ветер.

Мурат первым ощутил его на своей спине.

— Дождь надвигается! — сказал он и, словно в под­тверждение его слов, над головами у всех загрохотал гром.

Мальчишки шумно, быстро вскочили и бросились бе­жать к аулу.

* * *

А Улжан, окончательно убедившись, что Мурата нет дома, схватила его пальто и поспешила к заставе.

Не успела она дойти до конца улицы, как ударил гром и первые капли дождя упали на ее лицо.

— Он же промокнет, он же простудится! — проговори­ла она, ускоряя шаги. До заставы далеко. Улжан попро­бовала бежать, но у нее перехватывало дыхание.

Дождь между тем усиливался, люди прятались по до­мам, собирали развешанное на веревках белье, и Улжан вдруг вспомнила, что забыла укрыть кошмой тезек[11]. Но возвращаться домой было поздно. Хлынул проливной дождь.

Навстречу бежали до нит­ки промокшие мальчишки, Мурата с ними не было, но Улжан узнала Шаира. Это лучший друг ее сына.

— Шаир, Шаир! А где Мурат? Разве он не с тобой был? — спросила она.

— Он сзади где-то... Отстал!

Дождь, как назло, все усиливался. Это был настоящий ливень, с грохотом обрушившийся на землю. По арыкам шумно неслась мутная глинистая вода. Повсюду пузыри­лись большие лужи. И случилось это за несколько минут; природа умывалась обильным весенним дождем.

Все это хорошо наблюдать из окна, а для Мурата, одиноко плетущегося позади всех по размытой глинистой дороге, не было ничего страшнее этого дождя. Вода ли­лась за пазуху, лицо посинело, рукава рубашки обвисли, как крылья подстреленной птицы. Все тело дрожало от холода. Он вдруг поскользнулся и плюхнулся в грязь. Поднявшись, Мурат решил идти домой не по дороге, а напрямик, через чьи-то сады.

На двери висел замок. Мурат постоял под дождем, ища, куда бы скрыться, и бросился на крыльцо. Прижал­ся к двери, замер.

Дождь будто только и ждал этого: все тише, тише — и перестал. Вокруг сразу посветлело, по стене дома сколь­знул луч солнца. Тучи, подгоняемые ветром, рассеялись, в чистом и ароматном воздухе веяло прохладой, неумол­чно шумели арыки.

Улжан промокла, но сына около заставы не нашла. С трудом возвращалась она домой по скользкой дороге. Тяжелые комья грязи прилипали к ногам, стаскивая ка­лоши.

Увидев сына, прижавшегося к дверям дома, дрожа­щего, как сиротливый козленок, Улжан не на шутку ис­пугалась.

— Ой, крошка моя! Застыл, бедный?! Совсем застыл!

Лицо у мальчика было синее-синее, зуб на зуб не по­падал. В это мгновение Мурат мечтал только о том, что­бы поскорее открылась перед ним дверь. На мать он смот­рел виноватыми глазами.

* * *

Старик Батырбай работал сторожем колхозного сада. Домой он тоже вернулся после дождя. Сошел с лошади, прислушался и удивился: в доме — необычная тишина.

«Что такое? Почему они там притихли?» — поду­мал он, заглядывая в переднюю. Здесь было пусто и ти­хо, зато из соседней комнаты раздавались какие-то подо­зрительные всхлипы.

Батырбай шагнул через порог в комнату и, несмотря на полутьму, увидел лежащего на кровати сына. Рядом с ним, пригорюнившись, сидела жена, — хмурая, безмолв­ная. Сердце у Батырбая дрогнуло.

— Что с ним? Почему лежит? — спросил он.

Улжан вздохнула.

— Ты бы его самого спросил, — сказала она и тут же рассказала мужу о случившемся.

Батырбай присел на корточки возле сына, приложил к его голове свою большую грубоватую ладонь.

— Горит весь... как огонь горит. Врача-то позвала?

— Что сделает доктор? — махнула рукой Улжан. — Тащи-ка лучше поскорее черного ягненка... Обернем шку­рой...

— Нет... Пусть его Надежда посмотрит, — сказал Ба­тырбай и поднялся.

Много раз колхозный врач Надежда Петровна пере­ступала порог этого дома. Она измерила Мурату темпера­туру, прослушала его пульс, сердце.

— Простужены легкие, — сказал она. — Надо поло­жить его в больницу.

И все это случилось весной 1945 года. Через десять дней после того, как Мурата отвезли в больницу, кончи­лась война, четыре года бушевавшая над советской зем­лей. Народ ликовал, а вместе с ним ликовала природа — зеленели поля и горы, цвели сады.

* * *

Из больницы Мурат вышел худой, как скелет. Учеб­ный год в школе подходил к концу, и Мурату нечего бы­ло и думать о том, чтобы сдавать экзамены. А впрочем, педагогический совет решил перевести его в пятый класс без экзаменов: ведь Мурат был одним из лучших уче­ников.

* * *

Как-то раз, после обеда, к Мурату прибежал Шаир.

— Эй, Мурат! Пойди-ка сюда! — он вызвал приятеля на крыльцо.

— Чего тебе?

— Понимаешь, — оживленно заговорил Шаир, — дядя Токмолда составляет список. Ну, кто хочет в лагерь ехать, того и записывает. Запишемся?

Мальчики бегом бросились в школу. Токмолда — директор школы — заметив, как у них раз­дуваются ноздри, с улыбкой спросил:

— Что такое? Или за вами кто-нибудь гнался?

— Нет, не гнался, агай[12]! — ответил более смелый Шаир. — Мы хотим записаться в лагерь.

— Гм... А как вы учитесь?

— Вы же сами знаете, как мы учимся!