Чемодан пана Воробкевича - [17]

Дмитро завел мотор.

— Слава богу, — широко перекрестился Шиш. — Начало доброе!.. Листьями забросайте, листьями! — крикнул он на парней, разравнивавших землю над убитыми. — Желаю вам успеха и скорого возвращения! — Он пожал руки Сливинскому и Хмелевцу, прошептал на ухо пану Модесту: — Так мы договорились… Отправите этого парня… Нам лишь бы узнать, что у вас там все в порядке…

Сливинский хотел сесть на заднее сиденье, но Дмитро открыл дверцу впереди.

— Начальству полагается тут, — поучительно объяснил он. — Какой–то там заместитель председателя райисполкома может болтаться на заднем, а вы же — областное руководство!

Хмелевец зло блеснул глазами — сопляк, а позволяет себе учить, — но, поймав насмешливый взгляд Заставного, не мог не улыбнуться: правда, чего ради обижаться? Не все ли равно, кто ты: министр или начальник — как это у них называется? — потребсоюза или еще чего–то! Ведь вечером, так или иначе, придется сжечь удостоверения, и пускай этот надутый Сливинский тешится, что он на несколько часов будет какой–то областной шишкой. Плевать он хотел на шишку: девять граммов свинца — и шишку засыплют опавшими листьями… А на заднем сиденье даже удобнее — можно вздремнуть. Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, хотя знал: не заснет. Да и какой тут может быть сон, когда едешь и оглядываешься на каждого пешехода?!

Стало до боли жалко себя. На всякий случай Хмелевец пощупал пистолет в кармане — живым не возьмут, слишком много грехов у Семена Хмелевца, чтобы сдаваться живым. И кого–нибудь из них он в любом случае прихватит с собой на тот свет.

Километров через десять выехали на асфальтированное шоссе. Собственно, асфальтированным его можно было назвать условно: по шоссе прошла война, оставив свои следы, — а человеческие руки еще не все успели сделать. «Олимпию» бросало из стороны в сторону на выбоинах, железо гремело, только иногда попадались более или менее ровные участки. Все же Дмитро увеличил скорость. Делали пятьдесят — шестьдесят километров в час — невероятная скорость для старой машины и вконец разбитой дороги.

Миновали Злочный. На окраине городка, на КП, проверили документы и подняли шлагбаум. Когда отъехали с километр, Дмитро, не оборачиваясь, сказал Сливинскому:

— Не надо так улыбаться каждому милиционеру. И не лезьте за документами, пока не спросят… Вы — областное начальство, большая шишка, и милиционер для вас — ничто…

— Ну–ну, — обиделся тот, — не тебе меня учить! Много берешь на себя!..

— А я бы, черт бы его побрал, прислушался! — побагровел Хмелевец.

Сливинский рассердился и засопел. Ехали молча до самого города, не довольные друг другом, и только Дмитро тихонько напевал грустную мелодию.

Проехали Дынники, дорога вилась под горой. Асфальт тут успели залатать, и машина катилась легко, срезая повороты.

Контрольный пункт увидели совсем неожиданно: за очередным холмом поднятый шлагбаум и два грузовика возле него. Автоинспектор махнул Дмитру, показывая на обочину, и парень остановился сразу же за грузовиком, покрытым брезентом. Старшина взглянул на номер «олимпии», внимательно посмотрел на Заставного и протянул руку, требуя права и путевку.

— Машина облфинотдельская? — спросил он. — Ты что ж, давно там работаешь?

Пан Модест почувствовал, что у него остановилось сердце. И все же нашел в себе силы повернуться к автоинспектору. Но вмешиваться не пришлось.

— Подменяю товарища Бандривского, — ответил Заставный и глазом не моргнув. — А вы что, знаете Валерия Тимофеевича? Он заболел…

— Передашь привет! — Старшина вернул путевку, посмотрел на Сливинского: — Ваши документы…

Пан Модест медленно полез в карман. А если этот старшина знает начальника облфинотдела? Посмотрел вперед — не убежишь. Два милиционера и солдат с автоматом. У будки мотоцикл. Нет, не убежишь…

Небрежно, не глядя на старшину, подал красную книжечку через плечо. Тот посмотрел и козырнул.

— Прошу вас! — вернул документ. Заглянул на заднее сиденье.

Хмелевец зашевелился.

— Товарищ из райисполкома, — пояснил Заставный.

— Ну хорошо, — разрешающе махнул рукой старшина, — поезжайте.

Въезжали в город, который вызвал у Сливинского много воспоминаний. Он любил этот город, и новая встреча с ним растрогала его. Думал: никогда уже не увидит этого длинного проспекта. Кладбище, церковь, где он молился, базар и узенькие боковые улочки — все знакомое и близкое. Центр с почерневшими, давно не ремонтировавшимися домами. «Жорж»… Как он теперь называется? «Интурист»… Черт, и придумали же название!..

— Поворачивай налево и — к университету! — приказал он Дмитру.

Не мог не проехать мимо своего дома над парком. Интересно, кто там живет? На окнах красивые занавески…

Выбросил сигарету, сжал зубы.

— Знаешь, как ехать? — спросил мрачно.

— В конец Городецкой.

— Остановишься за квартал. Не надо сразу соваться туда на машине.

Заставный кивнул не отвечая.

Проехали по мосту через железную дорогу. Началась городская окраина: одноэтажные домики с садиками, узкие немощеные улочки. Дмитро петлял, будто был здесь не однажды. Остановился, чтобы не вызывать подозрений, у магазина.

— Вторая справа — Июньская, — кратко пояснил он.