Чем я хуже? - [81]

волеизъявлением их к себе в качестве союзных республик. Мне кажется, вполне можно остановиться на первом этапе.

— По-вашему мнению, наше Политбюро ошибается в своих решениях?

— Товарищ Сталин, согласитесь, международная политика — это ведь своеобразная шахматная партия, где фигурами одновременно управляет множество игроков. Не все игроки сильные, не у всех одинаковое количество фигур. Но любой из игроков может совершить неожиданный для других шаг. Кто-то с кем-то дружит, а потом внезапно становится его врагом. Поведение всех участников за доской учесть очень трудно даже для самого умного и опытного игрока. Я прекрасно понимаю, что в подметки не гожусь не то, что вам, но и большинству ваших советников, членов Политбюро, НКВД, разведки. Мой единственный козырь — знание будущего. Я просто знаю, к чему привело присоединение перед войной Восточной Польши, Прибалтики, Северной Буковины и Молдавии. Знаю, к чему привела попытка присоединить таким же образом и Финляндию. Вам доложили об этой части моих записей?

— Докладывали. Но, в двух словах, можете повторить.

— Молдавию (Бессарабию) мы у Румынии забрали (вернули отобранную ими у нас в Гражданскую войну) бескровно. Германия им настоятельно рекомендовала выполнить наш ультиматум. Потом, после развала Союза, Молдавия опять бросилась в объятия Бухареста. Правда, не вся, промышленная часть после небольшой войнушки откололась и зависла на десятки лет почти никем, кроме России, непризнанным государством. А подлые финны вообще воспротивились. Не захотели, глупые, добровольно вливаться в дружную семью Советских народов. Посмели подлые защищаться. Красная Армия, я бы сказал, извините за выражение, обгадила портки по полной программе. Сил у нас было сосредоточено в разы больше чем у противника, особенно в артиллерии, танках, самолетах. Но потери были совершенно неожиданные и не оправданные. С большим трудом и кровью прорвали линию Маннергейма, с трудом дошли до Выборга и подписали перемирие — дальше воевать, захватывать всю страну, сил у нас уже не было. Выкрутились. Сказали, задним числом, что мы всю Финляндию присоединять и не собирались, так только, просили немного отодвинуть границу от Ленинграда. Хотя, у нас уже все было готово и новое финское правительство, и даже песня: «…Много лжи в эти годы наверчено, чтоб запутать финляндский народ. Раскрывайте ж теперь нам доверчиво половинки широких ворот…» (потом могу спеть ее полностью, или написать текст). Единственная польза от неудачной Зимней войны — вскрылись недостатки и в вооружении, и в командовании. Набрались, так сказать отрицательного опыта, как воевать не надо.

— По-вашему, товарищ Максимов, пусть Ленинград, колыбель революции, мощный промышленный и оборонный центр находится в возможной зоне действия финской артиллерии?

— Считаю, товарищ Сталин, что финнам, при разумной по отношению к ним политике, доверять вполне можно. Во Вторую мировую войну, они стали союзниками Гитлера, я бы сказал, из-за обиды на наше предшествующее зимнее нападение. Не будь его — они бы по отношению к СССР, я в этом почти уверен, были бы нейтральными, а если бы Германия сама напала на них, как на Норвегию, — воевали бы с немцами за свою землю, как с нами. Во всяком случае, когда Красная Армия уже в 44-ом году мощным кулаком отпихнула их от Ленинграда обратно к довоенным границам, финны очень быстро запросили перемирия, подписали его и объявили войну уже Германии, прогнав, кое-где и с боями, ее войска со своей территории. После войны, несмотря на прошлые кровавые недоразумения между нашими странами, Финляндия стала, чуть ли, не самой дружественной по отношению к нам капиталистической европейской страной. Уверен, ними можно и нужно договариваться, а не воевать.

Сталин опять набил трубку табаком; не спеша раскурил, окутываясь белым ароматным дымом; поднялся из-за стола; бесшумно ступая мягкими сапогами по ковру, подошел к зашторенному окну и слегка отодвинул в бок плотную белую гардину. За окном неожиданно после черноты ночи уже серело утреннее небо. Наручные часы Алексея Валентиновича показывали двадцать восемь минут шестого.

— Ну что, товарищ Максимов, — отпустил гардину Сталин и повернулся к собеседнику, — с добрым утром. Начинается новый рабочий день. И у вас, и у меня. Подождите в приемной, вас проводят. Думаю, у нас с вами еще будут темы для разговора.

Глава 11 Аванс и шутка

Чутко дремлющий на стуле в приемной капитан ГБ Куевда встрепенулся на звук приближающихся шагов Алексея Валентиновича.

— Велено подождать, — уведомил энкавэдиста Алексей Валентинович, присаживаясь рядом. — Здесь подождать.

— Хорошо, — кивнул капитан, старательно удерживая зевок. Ждали недолго. Молча. Минут десять. На столе у военного с четырьмя шпалами полковника зазвонил телефон. Полковник молча выслушал собеседника и в конце разговора ответил:

— Есть, товарищ Сталин.

Аккуратно, как будто стараясь не потревожить собеседника на том конце провода громким клацаньем трубки о телефонный аппарат, опустил ее на рогульки и повернулся к посетителям:

— Товарищ Куевда, пройдите в кабинет.

Куевда вскочил, привычным жестом одернул китель и четким шагом прошел за высокую дверь. Не было его минут пятнадцать. Вышел и также молча сел на прежнее место. Опять подождали. Из коридора зашел бравый военный, внешним лоском и манерами напоминающий белогвардейского адъютанта, как их любили представлять в советских фильмах, только серебряных аксельбантов на груди не хватало и напомаженного пробора; достал из кожаной папки и подал полковнику толстый, запечатанный сургучом большой конверт из серой бумаги. Полковник осмотрел конверт и подозвал Куевду.