Чем я хуже? - [35]

— Угощайся, Саша, — Чистяков достал и открыл серебряный портсигар с сапфиром и золотой вставкой, о котором только что рассказывал Алексей Валентинович.

— Спасибо, Григорий Порфирьевич, — отказался «Саша», — в прошлой своей ипостаси я не курил. Поэтому, переселившись в это чужое тело, тоже решил бросить.

— А я закурю, не возражаешь?

— Курите, конечно. Окна открыты — не задохнусь.

Чистяков курил, вежливо стараясь выдыхать в открытое окно эмки, и молчал. Думал. «Нефедов» терпеливо ждал его реакции.

— Одно я могу сказать точно: ты, Саша, не сумасшедший и не шутник, — в раздумье, глядя прямо вперед через лобовое стекло, вынес вердикт Чистяков. — Откуда сумасшедшему или шутнику такие подробности о нашей семье знать? А вот от своей Клавы ты вполне мог каких-то сведений набраться — она много раз бывала у нас дома и вполне могла что-то из этого услышать. Мало ли, даже девочки могли случайно сболтнуть что-то из подслушанных разговоров взрослых. Конечно, не все. Кроме того о наших сомнительных родственных связях прекрасно осведомлены еще несколько наших близких друзей и других родственников, которые не в бегах. Конечно, в Гражданскую многие люди у нас на Украине переходили туда-сюда и не один раз: красные-белые-гетманцы-петлюровцы-махновцы… Это как бы и не преступление, тем более, что занимались этим не мы сами, а наши родные. Но ни в каких анкетах мы действительно это никогда не указывали, за что нас по головке точно не погладят — утаивание. Совсем не обязательно в нашем отношении сразу применят арест, но на службе у нас с Ириной действительно могут возникнуть крупные неприятности, а у нее к тому же еще и по партийной линии… Ты сотрудник НКВД? Сомнительно. Зная все факты, что ты мне сообщил, органы с нами могли бы разобраться и без всякой фантастической истории о переселении душ. Зачем им нужно это выдумывать? Работаешь на иностранную разведку? На местных врагов советской власти? Опять же непонятно, зачем сложности с этой фантастикой. Они тоже вполне могли бы просто шантажировать меня этими утаенными в анкетах сведениями. Ну ладно, допустим, я тебе поверю (хотя это и совсем не так). А зачем ты мне все это рассказал? Хочешь получить от меня какие-то преференции на правах еще не рожденного «внука»? В чем твоя цель?

— Вы знаете, Григорий Порфирьевич, мое решение все вам рассказать получилось довольно спонтанным. Я вовсе не собирался с вами даже знакомиться. Хотя на улице мы с Клавой однажды встретили вашу маму с Маней и Аней — поздоровались — я их все троих узнал по фотографиям. Потом я у Клавы вскользь поинтересовался, и она мне о вашей семье немногое рассказала. Я тогда решил на всякий случай обходить вас, своих предков, десятой дорогой, чтобы в дальнейшем не привлечь к вам ненужное внимание органов. Но потом у меня сложился определенный план действий в этой новой для меня реальности. И по этому плану мне будет необходима небольшая помощь от человека, которому я смог бы доверять и должен буду полностью открыться. И, самое главное, этот человек должен будет мне поверить. Иначе ведь он вместо помощи или сдаст меня, куда следует, или устраниться и просто не сделает того, о чем я его заранее попрошу, считая это полной ерундой. И тут, совершенно неожиданно, вы останавливаете машину возле меня и предлагаете подвезти. Согласитесь, я вполне закономерно увидел в этом знак свыше. Такое себе предначертание. Поэтому и решил довериться и открыться именно вам. Почему нет? Как-никак, вы мой дед, хотя пока еще в это и не верите. Но я все-таки попробую вас переубедить.

— Звучит нелогично. Если тебе нужен помощник, так выбери себе кого-то из друзей-приятелей. Наверняка у Нефедова, даже если ты уже и не он, такие имеются и попроси их сделать то, что тебе нужно, не раскрывая своей новой сущности.

— А вот тут-то я как раз логичен, Григорий Порфирьевич. В соответствии с моим планом выполнить мою просьбу сможет лишь тот, кого органы не заподозрят в близких отношениях со мной и кто из-за этого не имеет больших шансов оказаться в нужное мне время под арестом.

— И что этот человек должен будет сделать?

— Совершенно ничего сложного или для него опасного. Но я вам это расскажу, если вы мне поверите. Кое-какие доказательства вы сможете получить уже завтра. Я ведь не просто человек из будущего. В прошлой (или будущей?) жизни я был учителем истории в школе. Да еще и увлекающимся как раз этим периодом конца тридцатых — начала сороковых. Плюс к этому — мой искренний интерес к оружию и военной технике воюющих сторон. Я, Григорий Порфирьевич, очень многое знаю. Хотите, я расскажу вам, что произойдет в ближайшие дни? Это будет вам лишним подтверждением моего рассказа. Сегодня у нас 27 августа?

— Да, — кивнул Чистяков сразу на оба вопроса.

— Завтра в центральных газетах будет опубликовано, что еще 23 августа СССР и Германия подписали договор о ненападении. Подписали его Молотов и Риббентроп. Естественно, сразу поменяется наша официальная риторика в отношении Рейха: никаких агрессивных нацистов-фашистов — милая дружественная, почти социалистическая страна. 31 августа Германия совершит провокацию с радиостанцией в приграничном немецком городке Глейвице, на который якобы нападут поляки (на самом деле это будут переодетые эсэсовцы). Таких «польских нападений» на Германию в этот день будет три, но Глейвице — самое известное. И на следующий день, горя праведным возмущением Третий рейх двинет собственные войска на Польшу. Англия и Франция в ответ объявят немцам войну, но особо воевать еще очень долго не начнут: слегка оттеснят в нескольких местах не особо сопротивляющихся бошей от границы, оборонительную линию Зигфрида штурмовать даже и не попытаются, а будут упорно «копить силы». В итоге без всякого видимого повода отступят обратно. В середине сентября по согласию с Гитлером в Польшу от своей границы двинется Красная Армия, «защищать» угнетаемых польскими панами украинцев и белорусов. Польша под дружными ударами с запада и востока падет, но война на этом не закончится…