Челюсти пираньи - [53]

Гроб погрузили в катафалк, и процессия направилась к кладбищу. Когда я занимался похоронами, то к удивлению обнаружил, что оно находится совсем недалеко от нашего дома, всего в километрах трех. Я смотрел на то, как опускается деревянный ящик с телом Эрнеста и думал о том, сколь тонка грань между жизнью и смертью. На его месте вполне мог бы находиться и я, но почему-то небытие в этот раз выбрало его. Является ли это мне наградой за какие-то мои поступки или таким образом наказаны грехи Эрнеста, я не знал.

Поминки оказались тоже короткими. За весь день Ланина не произнесла ни слова, и за поминальным столом также хранила молчание. Люди разошлись, Ланина тоже ушла в свою комнату. Мы остались вдвоем с Яблоковым.

Внезапно он налил в рюмки водку, и одну протянул мне.

— Выпьем, Александр Александрович, за то, чтобы мы все остались живы, — предложил он весьма необычный, но весьма актуальный тост. Впрочем, в той ситуации, в какой находились мы, он не казался чересчур экстравагантным или надуманным. Поэтому я не колеблясь выпил.

— Умоляю вас, — вдруг проговорил Яблоков, — уговорите ее немедленно отсюда уехать. Я очень боюсь, что Эрнестом все не кончится. Я пытался ей это втолковать, но она только смотрела на меня и ничего не говорила. За весь наш разговор, если его так можно назвать, слова не вымолвила. Такого еще не бывало.

— Вы что-то знаете?

— Неужели вы думаете: если бы я что-то знал, то не сказал бы вам или ей? Но я знаю людей, я вижу выражение их лиц. А, согласитесь, по ним можно многое прочитать.

— Я согласен, только скажите мне, по каким лицам и что вы прочитали? Это крайне важно.

Яблоков вместо ответа безнадежно махнул рукой. Несколько минут он молчал.

— Да как вы не понимаете, разве это сейчас важно. Важно одно: уцелеть! Я собираюсь лететь в Москву.

— И бросить ее на растерзание местным шакалам.

— Вот и уговорите ее лететь со мной. Я не могу ей ничем тут помочь, не у нас в этом городе власть, мы все здесь абсолютно беззащитны.

В этом Яблоков был почти прав. И все же его решение — отчалить отсюда мне совсем не нравилось.

— Я могу с ней поговорить, но не уверен, выслушает ли она меня.

— Да, она стала другой, — согласился Яблоков, — такой упрямый я ее раньше не видел. Вот только на пользу ли это упрямство? Меня это очень пугает.

Идея уехать из этих мест пока еще было можно по добру по здоровому, все больше казалось мне своевременной и привлекательной. Но вот как отнесется к ней Ланина, я не знал. Я вообще не представлял, что у нее на уме и на душе. После поминок я ее не видел, она заперлась в своей комнате и не выходила. Несколько раз я подкрадывался к двери, но ничего не мог услышать; за ней царила мертвая тишина. Я даже испугался: не сделала ли она что-нибудь с собой? Но все же нарушить ее покой так и не решился.

Я снова сидел в своей любимой комнате с камином, в котором очередной свой сольный танцевальный номер исполнял неугомонный огонь. И как он не устает полыхать без малейшего перерыва? Мне нравился и этот дом и это место, и если бы не печальные обстоятельства, которые сопровождали нашу поездку, я бы с удовольствием продлил свое тут пребывание. Я почти не сомневался: если мы тут проведем еще некоторое время, то нынешние события получат продолжение. Курбатов и его команда настроена весьма решительно, он не для того потратил столько сил и денег на то, чтобы завоевать здесь все и всех, чтобы отдать это какой-то девчонке по первому ее требованию. Он будет драться до конца. А силы у Курбатова немалые, эти дни я украдкой знакомился с его службой безопасности и пришел к выводу, что это весьма странная структура. Ее численность и возможности намного превышали необходимый уровень для обеспечения порядка на комбинате. И в последнее время я все чаще раздумывал над тем, что необходимо предпринять ряд мер на случай чего-либо уж слишком непредвиденного.

Но мои размышления нарушили чьи-то шаги, и через пару секунд на пороге появилась Ланина. Несколько мгновений она стояла неподвижно, не отрывая глаз от огня, затем прошла и села напротив меня. Я посмотрел на нее: хотя в комнате было тепло, она куталась в широкий шарф, а ее лицо было бледным. Но дело заключалось в том, что бледность ей очень шла.

— Я весь день все вспоминала и вспоминала, — проговорила она, но так как будто не обращаясь ко мне. — Я так давно не была в своем прошлом, так много из него подзабыла. Оказалось, что так трудно воскресить в памяти многие эпизоды. Но я все же вспомнила почти все! — с каким-то надрывом проговорила она и только после этого взглянула на меня.

— Я понимаю ваше состояние и все же…

— Да что вы понимаете, — прервала она меня. — Я влюбилась в него сразу, он был самым красивым и самым умным в институте. За ним бегал целый табун девчонок. Я изучила его маршрут и делала все, чтобы попадаться ему на глаза. И однажды он все-таки меня заметил. И когда это случилось, я готова была на все. Я, не раздумывая, стала его в тот же миг, когда он это потребовал от меня.

Ланина с каким-то вызовом посмотрела на меня, я же испытывал определенную неловкость. Я понимал, что эти интимные признания вовсе не предназначены мне, просто воспоминания об ее прошлом с Эрнестом переполняли ее, и она не могла их удерживать в себе. И ей требовался некто, с кем она могла бы ими поделиться. Я же оказался в роли случайного слушателя. И будь на моем месте кто-то другой, она говорила бы все это ему. Или, если быть точнее, при нем. Но такая роль мне совсем не нравилась.