Челтенхэм - [60]

И вот во времена Генриха VI Безумного, короля, мало способного к какому бы то ни было правлению, грянула смута, история которой в «Кентерберийском судебнике» некогда так изумила пожаловавших на Тратеру землян. Хроника тех усобиц – это отдельная книга, и не одна, поэтому предельно коротко скажу, что после многих лет побоищ, зверств и вероломств победили братья Эдуард и Ричард, Плантагенеты Йоркского дома. Эдуард стал королем, Эдуардом IV, а Ричард, герцог Йоркский, отец нашего героя – его главным советником. Однако болезнь и смерть не позволили старшему из братьев воплотить в жизнь его политические амбиции, королем стал его малолетний сын, Эдуард V, и бремя умиротворения и возвращения в законное русло страны, взбаламученной войной, легло на плечи Ричарда Йоркского, ставшего лордом-протектором. Наступила знаменитая эпоха регентства.

Ричард, несмотря на свой веселый нрав, правил мудро и осмотрительно, Англия на удивление быстро залечила военные раны, государственность вошла в колею, но вот король, молодой Эдуард, достиг совершеннолетия, и тут, собственно, вся история и начинается. Юный властитель был человеком по натуре беззлобным и от своих необузданных предков унаследовал одну-единственную черту – страсть к вину и развлечениям. Любые государственные дела вызывали у него смертельную скуку и отвращение, и, будучи еще принцем нежного возраста, он то и дело норовил сбежать из Лондона, от наставлений дядюшки-регента (которого изрядно побаивался, поскольку быстро уразумел, что у того веселье не помеха крутому нраву) в свой нежно любимый Париж, где его ожидала компания удалых собутыльников и верных подруг. Не будет преувеличением сказать, что, заполучив наконец в руки бразды правления и избавившись от надоедливой опеки, свое, тоже довольно непродолжительное, правление Эдуард превратил в один сплошной загул, а французское влияние при нем превратилось в нашествие.

Он многократно женился, разводился, и, поскольку его женам не грозил ни Тауэр, ни эшафот, особых потрясений это не вызывало – и все же именно на этой почве, что называется, под занавес, он выкинул коленце, которое повлияло на всю дальнейшую международную политику. Вопреки всякому политическому и просто здравому смыслу, последней избранницей Эдуарда стала Маргарита Анжуйская, троюродная сестра французского короля, дама не первой молодости, вдова и ко всему прочему мать унылого подростка по имени Анри Франсуа. Надо заметить, что ее с редким единодушием ненавидели как во Франции, так и в Англии. В браке царственная чета прожила меньше двух лет, когда в ночь после очередной попойки цирроз и водянка поставили точку в лихих приключениях Эдуарда V. Перед страной во весь свой зловещий рост поднялся вопрос престолонаследия.

Маргарита была законченной стервой, ядовитой и беспощадной, как гремучая змея. На английский трон у нее были далеко идущие планы, и за положение вдовствующей королевы она ухватилась мертвой хваткой. Формально она оказалась королевой-регентшей – Эдуард оставил после себя, кроме всех прочих, двух вполне законных детей: тринадцатилетнюю принцессу Марию и совсем еще крошечного Эдуарда-младшего. Именно они служили главным препятствием для осуществления надежд Маргариты, которая, как в той или иной степени было ясно всем, спала и видела английскую корону на голове своего любимого, вечно сонного и больного Анри. Однако, боясь увидеть на боевых стягах оппозиции изображение невинно убиенного дитяти, Маргарита не решалась устранить проблему традиционным способом и предпочла выждать, благо время работало на нее.

Наследники прозябали в безвестной провинции, бывший регент Ричард Йоркский был отрешен от дел, государство разваливалось с пугающей скоростью – бесшабашное правление Эдуарда, его бездумная, расточительная политика свели на нет купленные столь страшной ценой достижения воинственных Плантагенетов. Мятежный католический Север уходил в союз со Швецией и Норвегией, прихватив с собой выход к морям. Центр, то есть Бернисдель и Северо-Запад, полностью подпадал под власть не встречающей тут сопротивления Франции. Уэльс, и так уже давно не английский, попадал все в большую зависимость от набиравших с каждым годом силу соседей – коалиции Баварии, Саксонии, Тюрингии и Пруссии, и держались уэльские драконы лишь за счет своей природной тягучести и дремотной неподатливости. Переговоры по возвращению этих земель под сень британской короны без малейшей надежды тянулись уже много лет, и не было им видно ни конца ни края.

Чисто английскими оставались лишь вечно оппозиционные Йорк и Бристоль, морские ворота страны, ключ к Бискайскому заливу – но здешние лорды и слышать не хотели о подчинении овеянному гнилыми французскими ветрами Лондону, да никому неподвластный юг – левобережный Твидл с его алчными, неукротимыми баронами, денно и нощно мечтающими, преодолев Джевеллинский хребет, прибрать к рукам благословенную Аквитанию и послать куда подальше всякую метрополию вообще. Что же до юго-восточного клина, Алурского предгорья и примыкавших к нему неприветливых равнин Глостершира, то с отъездом Великого Регента противостоять шотландцам тут стало некому, и все со дня на день ждали, что Иаков Эдинбургский вновь объявит Твидл пограничной рекой и поведет воинственных скоттов дальше на север. Старая добрая Англия на глазах превращалась в туман и легенду.