Человек внутри - [8]

Миссис Батлер продолжала мыть, ее зад покачивался в такт круговым движениям рук. Неожиданно он увидел в ней вражеского шпиона из действительности, хотя он выразился бы иначе. Страх был слишком острым для абстракции. Бессознательно он воспринимал этот коттедж как сказочный домик. Он наткнулся на него, когда брел как в тумане от усталости. Он обрел здесь кров и ощущение тайны: дом не принадлежал миру, который он знал, миру постоянного раздражения и напряжения от моря или страха последних нескольких дней. Но миссис Батлер пришла утром из города. В ее ушных раковинах еще таились звуки, от которых он бежал: волны, голоса рыбачек, грохот повозок. «Скумбрия, свежая скумбрия»; шепот на базаре: «Трое бежали».

Миссис Батлер не закрыла дверь, и в проем он ясно видел на солнце то, что скрывали усталость и ночь, когда он шел сюда.

Он думал, что это одинокий коттедж посреди леса. Теперь он увидел, что дом всего-навсего стоит на краю рощицы. Над деревьями, как пузырь, возвышался холм, с которого он вчера спустился.

— Что это? — сказал он, услышав какой-то звук, не в силах побороть нотки страха в голосе.

— А, это просто повозка, — ответила девушка.

— Повозка? — вскрикнул он и подошел к окну. Все было верно. Коттедж, спрятанный, как он думал, в лесу, стоял в сотне ярдов от большой дороги. Бесполезно было говорить себе, что большая дорога была для него самым безопасным местом, что Карлион, за голову которого сейчас, возможно, уже обещано вознаграждение, должен точно так же бояться открытого пространства. Он был суеверен относительно Карлиона. Он не мог представить Карлиона прячущимся.

— Моряк? — сказала миссис Батлер, уставясь глазами в пол. — Есь моряки и моряки. Есь таки, которы не любят энтих проверяльщиков, но, скажу вам, как жить-то, коли только честно работать. Им вон платят, как мне за энтот пол. А им тама туго приходится почитай кажный раз. Он во вторник…

— Когда похороны? — спросил Эндрю резко и грубо, повернувшись спиной к миссис Батлер. Он прекрасно сознавал, что за его спиной она с изумлением подняла голову и пристально и задумчиво посмотрела на него.

Девушка, он заметил, пошла к двери, и он последовал за ней, с радостью оставляя позади, хоть и ненадолго, любопытство миссис Батлер и ее очаровательный тягучий голос.

— Когда похороны? — повторил он.

— Его заберут, — сказала девушка, — в одиннадцать, — и ее простые слова развеяли последние иллюзии оторванности от мира. Время присутствовало в доме. Часы тикали, и стрелки шли по кругу, как и везде на свете. Ему казалось, что время мчится за ним, мчится, как свинья к гибели. Время что-то ему проскрипело, несясь с нарастающей скоростью вниз по крутому склону. Поэты говорили ему снова и снова, что жизнь коротка. Сейчас впервые он понял, как это справедливо. Он страстно желал покоя и красоты, а минуты летели мимо, и он все еще был беглецом, с помрачненным, затуманенным страхом смерти рассудком.

— Мы останемся одни? — спросил он, в голосе его смешались тоска и дурные предчувствия.

— Одни, — повторила она тихо, так чтобы голос ее не мог сквозь шлепки мокрой тряпки достичь ушей миссис Батлер. — Нет, мы не останемся одни. Вы не знаете этих деревенских. Я их ненавижу, — прибавила она с неожиданной силой. — Это для них зрелище. Они на него слетятся как мухи, но я их не буду кормить. Пусть не рассчитывают на угощение. Они не показывались с тех пор, как он умер. А я вечером была бы рада любой компании. Они никогда к нам не приходили, пока он был жив.

— Что ты хочешь этим сказать? — Он повысил голос, ничего не соображая от страха. — Целая толпа? — Он схватил ее за руку. — Если ты это подстроила… — сказал он.

— Ты мало того, что трус, так еще и дурак, — устало и грубо ответила она. — Зачем мне что-то подстраивать? Очень ты мне нужен! — Она освободила руку и вышла из дома. — Не знаю, почему я так вам помогаю, — прибавила она, слегка пожав плечами.

Все еще недоверчиво он пошел за ней. Ему было необъяснимо горько от того, что этот дом не был одиноким и затерянным в лесу, как он это себе представлял.

— Не ставь это себе в заслугу, — сказал он. — Это я тебя заставил.

Она не взглянула на него. Слегка морщась в недоумении, она стояла подбоченясь и пристально смотрела на холм, с которого он спустился. Казалось, она пыталась разгадать причину своего поведения.

— Дело не в страхе, — сказала она, отвечая отнюдь не ему, и добавила: — Глупо вас бояться. — Она улыбнулась, будто вспомнив что-то забавное. — Думаю, я просто устала от одиночества.

3

«И хотя после моей кожи черви разрушат это тело, еще во плоти я увижу Бога, увижу сам, своими глазами узрю, а не чужими».

Священник был высокий, худой, сутулый и страдал от насморка.

Он шмыгал носом между фразами и, подпрыгивая, мчался по кладбищу. День был сырой, и он, казалось, стремился поскорее покончить с этим унылым занятием. Он шмыгал носом между фразами и в конце каждого предложения украдкой вытирал нос концом стихаря, который, как флаг, развевался на ветру. Он шагал, не скрывая своей ненависти к холоду, но те, что неотступно следовали за ним, скопище заблудших сельчан, замедляли шаг, насколько это было возможно, и, казалось, почти удерживали его за порхающие концы стихаря. Они не позволяли провести себя на похоронах. Их щеки и носы побагровели, а глаза сверкали подобно инею и алчно следили за деревянным гробом.