В «Золотые ворота» они ехали молча. Миллер сидел с отрешенным видом, казалось, ничего не замечая вокруг себя. Он равнодушно воспринял извинения Вольфсона, разве что пару раз поднес к глазам испачканные дактилоскопической краской пальцы.
— А знаете, что, — проговорил Вольфсон, чтобы хоть как-то разрядить атмосферу. — Давайте хлопнем по стаканчику в баре, а? Само собой, за мой счет.
Миллер покачал головой.
— Спасибо, не надо. Не стоит.
— Ну ладно. Но только вы ни о чем не беспокойтесь. Никто ничего не узнает о случившемся. Мы еще не успели поставить вас на учет, так что никакой утечки информации быть не может.
В вестибюле гостиницы Вольфсон выдавил из себя неловкое «до свиданья», после чего проводил Миллера до лифта. Когда двери за ним сомкнулись, он издал вздох облегчения В следующий раз лучше дважды подумать, прежде чем тащить человека на допрос.
Вольфсон собирался уходить, когда услышал, как кто-то произнес его имя. Его просили подойти к телефону у стойки администратора.
Звонил Пэгано.
— Так и думал, что найду тебя там. Знаешь, меня что-то подтолкнуло позвонить ему домой. Ответила его жена.
Вольфсон нахмурился.
— А я думал, что она в Неваде.
— Он солгал. Она действительно собирается в Неваду, но только не к друзьям, а в Рино.[1]
— Она с ним разводится?
— Именно. Послушал бы ты ее по телефону. Голос настоящей шлюхи. Призналась, что он очень тяжело переживает по этому поводу, но ей, мол, наплевать.
— Вот ведь бедолага, — пробормотал Вольфсон. — А мы своими допросами только еще больше накачали его.
— Ага. В общем, я думал, что тебе это может быть интересно. Думаю, больше о Чарльзе Миллере ты никогда не услышишь.
— О’кей, Сай. Спасибо.
Он повесил трубку и пошел к дверям, выходившим на Пауэл-стрит. Что ж, по крайней мере все выяснилось. Вот почему Миллер казался таким безвольным и отрешенным, даже когда его везли в полицейский участок.
Снаружи у тротуара начинала образовываться толпа зевак. Останавливались машины, люди выбегали из близлежащих магазинов. Охваченный любопытством, Вольфсон поднял голову и посмотрел на широкий каменный карниз, где-то далеко наверху опоясывавший здание гостиницы. На нем стоял Миллер и молча глядел на толпу внизу.
Только теперь Вольфсон понял, зачем этому человеку понадобился номер на двенадцатом этаже.
