Человек в стене - [34]

Две дочери… Он думал, что рождение Катрин должно будет его разочаровать, но оказалось, что нет никакой трагедии в том, что у тебя не сын, а дочка. Когда появилась Лина, это показалось само собой разумеющимся, ведь до сих пор его дни проходили под одной крышей исключительно с женщинами. Они жили в отдельном одноэтажном доме постройки шестидесятых годов, из белого кирпича и с нависающими карнизами. Крыша была такой большой, что собирала на себя всю хвою с окрестных деревьев, и Хенри каждую осень приходилось по многу раз вычищать от нее водосточные желобы. Еще он был вынужден взбираться туда зимой, чтобы стряхнуть снег с телевизионной антенны.

Лина, Катрин, Маргарета, сука лабрадора и самка черепахи. Однажды Лина явилась домой с морской свинкой, которая, конечно, тоже оказалась женского пола, и Хенри понадобилось полежать на диване, чтобы найти в себе силы заявить, что с него довольно. Не то чтобы он не ценил женскую компанию — по сравнению с тем, как ему жилось сейчас, это был просто рай, — но все же тогда он чувствовал себя исключением, как если бы все они были участницами клуба, в который ему никогда не вступить. Постепенно он осознал, что ему особенно нечего сказать в своем собственном доме, особенно в сравнении с остальными его обитателями.

Может быть, ему следовало тогда взять морскую свинку, подумал он, листая газету. На восьмой странице ему попалась статья про пенсионера, который стал заниматься благотворительностью, помогая бездомным. Человек на фотографии стоял на площади Кунгсхольмена возле столика с кофе и сэндвичами, и лицо его сияло от счастья. Он выглядел старше своих шестидесяти восьми лет (а ему было именно столько, если верить подписи под фотографией). Хенри посмотрел на свое собственное лицо, отражавшееся в зеркале кухонного шкафа. Неужели он действительно выглядит так старо? А может быть, даже еще старше? В феврале ему исполнилось шестьдесят семь.

«Выйдя на пенсию, я перестал чувствовать себя востребованным. Я привык быть нужным на работе, и когда это изменилось, моя жизнь внезапно опустела и потеряла смысл».

Герой статьи говорил, что начал страдать депрессией сразу после того, как ему исполнилось шестьдесят семь лет. Его дочь, психолог по профессии, посоветовала ему заняться чем-нибудь, что никогда не показалось бы ему занятным, будь он в нормальном состоянии.

«Но я понял, что хочу продолжать помогать людям, ведь я занимался этим всю свою жизнь. Я был соцработником, поэтому начал заниматься благотворительностью, несколько раз в неделю угощая людей кофе. Я уже немолод, и это приходится признать, но моя дочь оказалась права — стоило мне начать вкладывать во что-то свою душу и свое время, я внезапно почувствовал себя лучше».

Хенри еще немного посмотрел на фотографию улыбающегося пенсионера. Коснулось ли и его нечто подобное? С тех пор как он продал компанию, он просто бродил по дому без цели и смысла. Праздная спокойная жизнь на пенсии, которой он так жаждал, оказалась совсем не такой, как планировалось. Он не покупал моделей кораблей, чтобы собирать их на письменном столе, — с чего бы вдруг? Он никогда не строил моделей раньше, терпения, чтобы читать, ему не хватало, проводить свободное время было не с кем. Он обнаружил, что начал предвкушать походы в кино, в магазины или на почту. Чтобы выйти из дому, требовалось приложить усилия. И к примеру, посещение банка, которое раньше было обычным делом, одним из множества рутинных занятий, стало теперь подобно восхождению на гору. Мысль о таком путешествии могла занимать его целый день. По крайней мере, у него появится возможность поговорить с кем-нибудь, пусть разговор и продлится всего пять минут. А еще он стал заговаривать с людьми на автобусных остановках и заметил, как странно они на него при этом смотрят, даже когда он просто роняет замечание о погоде или о чем-то столь же незначительном. Нужно перестать вступать в разговоры с незнакомцами.

В его жизни не было ни долгих утренних часов, проведенных в постели, ни поездок с внуками за город. До того как Катрин переехала, она жила неподалеку, но все равно редко находила время, чтобы с ним повидаться. Вначале он часто заходил к ней с игрушками для детишек и пирожными из пекарни на углу, но через некоторое время почувствовал, что мужа Катрин раздражает его присутствие. Хенри спросил у дочери, что он делает не так.

— Ничего, папа, — нерешительно сказала Катрин, — просто у Мартина ужасно нервная работа, и нам хочется немного покоя.

В тот же вечер он вдруг ощутил тянущую боль в груди. Он поехал в больницу, позвонив Лине из такси. Та немедленно приехала тоже.

Врачи сказали, что с его сердцем все в порядке, по крайней мере физически, но волнения могут иногда вызывать боли в груди. Хенри лишь покачал головой. Он понял, что его не восприняли всерьез. Ему никто не поверил, но боль действительно была сильной.

Когда он одевался, Лина сказала ему, что врачи, вероятно, правы и что его не отпустили бы из больницы, будь с ним что-то серьезное. Дочери он доверял больше, чем докторам, и всегда считал, что работа медсестры очень ей подходит. Стоя на остановке в ожидании автобуса, он вспомнил, что уже испытывал подобную боль. Это было два раза в жизни: когда Маргарета бросила его в то ужасное воскресенье и когда семнадцать лет назад умерла его мать. Он не рассказал об этом дочери.