Человек в полоску - [4]

Девяносто пятый внимательно воззрился на Андрея:

— Ну что, продолжать? Или вы сами все поняли?

— Предположим, что да, — уклончиво отозвался тот.

— После случая со строителем у меня появилась одна догадка. Проиллюстрирую. В молодости у меня был автомобиль. Старенький, раритетный, он двигался на колесах. Я любил возиться со всякими там коробками передач, конденсаторами и прочим. На заработанные деньги я постепенно заменял ему все запчасти новыми. Сначала я сменил сиденья, затем приборную доску, поставил двигатель. Как думаете, с какого момента авто стал новым, или перестал быть старым? Внешне он был той же модели, но ни одного болта от старой машины в нем не осталось, кроме каркаса. Как вы думаете, это был тот же авто или совершенно новая машина?

— Признаться, затрудняюсь ответить, — усмехнулся Андрей.

— Вот так и с людьми. Сначала тебе меняют кость на левой руке, потом желудок, потом селезенку. Потом сердце. И, в конце концов в тебе не остается ничего родного, кроме крови и мозгов. Но я подозреваю, что и кровь можно заменить, на плазму или какой-то иной питательный раствор.

Андрей ошарашено молчал.

— И вы допускаете, что…

— Я? Я не допускаю, я вижу. Оглянитесь вокруг. Нас окружают биомашины. Они, возможно, даже сами не подозревают об этом. Как и вы. В сущности, это не так жутко, как то что я вам дальше скажу.

— О чем вы? — спросил Хоф.

Если ученые могут сделать лёгкое, почему бы им не синтезировать нервную клетку? Спинной мозг, например. А? Или репродуктивную систему.

— Это звучит слишком дерзко. Синтезировать такие сложные клетки невозможно, — Андрей убежденно скрестил руки на груди.

Девяносто пятый хитро прищурился. В чистом свете солнца его лицо казалось каким-то прозрачным. Он медленно заговорил:

— Вы правы. Сейчас это кажется невыполнимым. Думаю, пока люди рождаются полноценными, а затем им меняют органы, оставляют лишь головной и спинной мозг. Это длительная, обстоятельная процедура, включающая в себя изменение всего, из чего мы состоим. Не знаю, насколько далеко зашел проект в совершенствовании синтетического человека. Многие вещи кажущиеся нам естественными, просто скопированы. Принятие пищи, питье, отправление потребностей. Избавьтесь от сказок про батарейки, генераторы и тому подобное барахло. Механоид существо элегантное, такое же гармоничное, как человек. Когда я пришел к подобному выводу, мне стало очень одиноко. И меня посетила логичная мысль — что если я… сам?

— Но если мы видим перед собой человека, значит это и есть человек!

— Есть только один способ определить, — убежденно сказал Девяносто пятый, и по выражению его лица Хоф понял, о чем идет речь. — Ах да. Забыл сказать про свое открытие. Его суть вкратце такова. Люди большей частью перестали быть агрессивными. Не все, конечно. Настоящие остались такими же. А вот те, у кого синтетика в башке, уже не затеют драку в метро, не наорут на продавщицу, не поссорятся с женой. По улицам стало удивительно скучно гулять.

Я хотел опубликовать свое исследование, — ведь оставшиеся живые люди (в их существовании я не сомневаюсь) должны знать правду, — но совершенно точно установил, что в моем Центре работало как минимум трое механоидов. Оглашение информации было сопряжено с опасностью. И тогда я пришел к неожиданному решению. Решил облечь все это в литературу, в художественный вымысел. Я стал писать рассказы и публиковать их в различных журналах. В рассказах, разумеется, сюжеты вертелись вокруг различных роботов, компьютеров и андроидов. Постепенно я входил во вкус, да, мне нравилось писать. Кстати! Могу со всей ответственностью заявить. В ремесле писателя наступает такой момент, когда уже не он пытается при помощи произведения что-то сказать миру, а само произведение пытается при помощи писателя появиться на свет в наиболее важной форме, и ты уже пишешь против своей воли, потому что не можешь иначе, тебя словно что-то ведет, заставляет, тянет. Со страшной силой. У меня такое случалось. Пару лет назад я буквально «родил» за ночь одну вещь. Я не спал, мне зверски хотелось восполнить энергию. Но это было сильнее меня. Это подобно амоку.

Причем, писательство — это именно ремесло. Не профессия, не специальность.

— Так как же вы пришли к выводу, что являетесь биомашиной? — для Андрея этот вопрос был чрезвычайно важен.

Девяносто пятый засунул руки в карманы полосатой пижамы, задумчиво пошевелил там пальцами и глухо произнес:

— Когда потерял интерес к жизни. Мне не хотелось ничего. Я ел и пил потому что этого требовало тело. Разум мой молчал. Свободное время я бездумно смотрел на стены. Я намеревался проверить себя, но потом бросил это дело. Кто знает, тому доказательства не нужны. Как сказал мудрец, доказывает не знающий, знающему это не нужно. Каким бы совершенным не было мое синтетическое тело, оно принадлежит гомункулусу. В нем нет искры божьей. И поэтому «железки» вроде меня и вас не имеют права носить имена — лишь порядковые номера на лбу. Все мы давно умерли.

Затем он улыбнулся:

— Таков я и таков мой бред. Вы сторож, но задумайтесь, кто стоит над вами, ибо даже сторожей кто-то охраняет.