Человек в поисках себя - [49]

«Выбирая самого себя»

Свобода не приходит автоматически, она достигается. Ее нельзя получить за один раз, она должна добываться каждый день. Как Гёте убедительно описывает окончательный урок, усвоенный Фаустом:

Вот мысль, которой весь я предан,

Итог всего, что ум скопил.

Лишь тот, кем бой за жизнь изведан,

Жизнь и свободу заслужил[57].

Главным шагом в достижении внутренней свободы является «выбор себя». Эта странно звучащая фраза Кьеркегора призвана подтвердить необходимость ответственности человека за себя и свое бытие. Это отношение, противоположное слепому импульсу или рутинному существованию; это отношение жизненности и решительности; оно означает, что человек признает, что он существует в своем конкретном месте во Вселенной и берет на себя ответственность за свое бытие. Это то, что Ницше имел в виду под «волей к жизни», – не просто инстинкт самосохранения, но желание принять тот факт, что человек является самим собой, и взять ответственность за реализацию собственной судьбы – что, в свою очередь, подразумевает принятие того факта, что человек должен сам делать базовый выбор.

Мы можем яснее увидеть, что означает выбор себя и своего существования, если рассмотреть противоположное и выбрать не существовать, то есть совершить самоубийство. Значение самоубийства не в том, что люди убивают себя в больших количествах. В действительности это очень редкое явление, в основном в рамках группы психотиков. Но психологически и духовно мысль о самоубийстве имеет гораздо более широкий смысл. Существует такая вещь, как психологическое самоубийство, при котором человек не лишает себя жизни тем или иным действием, но умирает, потому что решил – возможно, даже не осознавая этого – не жить. Нередко можно услышать о подобных инцидентах, и, например, один такой случай с потоплением рыбацкой лодки произошел совсем недавно. Двадцатилетний юноша вместе с пожилым рыбаком в течение часа цеплялся за плавающие в бурных водах доски и твердил о том, что он слишком молод, чтобы умереть. Но в конце концов, со словами: «Я сдаюсь; прощай, папа», – он отпустил доску и утонул. Конечно, мы не знаем всех внутренних психологических факторов, которые приводят к тому, что человек, очевидно, еще обладая силами, сдается и умирает; но вполне можно предположить, что здесь действует какая-то внутренняя тенденция не выбирать жить.

Другой пример – жизнь людей, которые посвятили себя определенным задачам, таким как забота о больном или завершение важной работы. Они стойко борются с трудностями, как будто решили, что им «нужно» жить; а затем, когда задача выполнена, когда «успех» достигнут, они умирают, словно по какому-то внутреннему решению. За четырнадцать лет Кьеркегор написал двадцать книг, закончил их в весьма раннем возрасте сорока двух лет, а затем – мы почти говорим «в заключение» – лег в свою кровать и умер.

Эти формы выбора не жить демонстрируют, насколько важно выбирать жить. Вряд ли кто-то действительно начинал жить, то есть сознательно выбирать свое существование, пока не сталкивался лицом к лицу с тем ужасающим фактом, что он мог бы уничтожить себя, но выбрал не делать этого. Поскольку человек свободен умереть, он свободен и жить. Массовые формы автоматического поведения больше над ним не властны; он больше не существует как случайный результат того, что его родители как-то его задумали, его взросление и жизнь отныне не бесконечно малый элемент в цепочке причинно-следственных связей, свадеб, зачатия новых детей, старений и умираний. Поскольку он мог бы выбрать умереть, но предпочел не делать этого, каждое последующее действие в какой-то степени стало возможным благодаря этому выбору. Каждое действие теперь обладает своим особым элементом свободы.

Люди часто переживают опыт психологического самоубийства в какой-либо области своей жизни. Вот две иллюстрации, которые, как мы надеемся, прояснят суть этого явления. Одна женщина полагает, что она не может жить без любви некоего определенного мужчины. Когда тот женится на другой, она начинает задумываться о самоубийстве. В течение следующих дней, когда она обдумывает эту идею, ей в голову приходит мысль: «Ну, предположим, что я это сделала». Затем она внезапно думает: «После того как я это сделала, все равно было бы неплохо продолжать жить – солнце по-прежнему светит, вода дарит приятную прохладу, на свете много интересных занятий…». И у нее вдруг появляется предположение, что существуют и другие люди, которых можно полюбить. Поэтому она решает жить. Если предположить, что решение принято по положительным причинам, а не просто из-за страха смерти или по инерции, то такой конфликт на самом деле мог бы дать ей новую свободу. Как будто та ее часть, которая цеплялась за мужчину, покончила жизнь самоубийством, и в результате она может начать жизнь заново. Вот что говорит по поводу этого нового жизнелюбия Эдна Сент-Винсент Миллей[58] в «Возрождении»:

Ах, с земли вскочил я

И окликнул землю таким криком,

Что не слышно никому, кроме человека,

Который был мертв и снова живет[59].

Или взять юношу, который чувствует, что никогда не будет счастливым, если не прославится. Он понимает, что он компетентен и его ценят, скажем, как преподавателя; но чем выше он поднимается по карьерной лестнице, тем яснее видит, что над ним всегда есть люди и что «много званых, да мало избранных», что очень мало людей добиваются известности и что он может навсегда остаться просто хорошим и компетентным преподавателем. Тогда он мог бы почувствовать, что он ничтожен как песчинка, что его жизнь бессмысленна и что он вполне может и не жить. Идея самоубийства проникает в его сознание, когда он в более подавленном состоянии, чем обычно. Рано или поздно он задумывается: «Хорошо, предположим, что я это сделал, – что тогда?» И ему вдруг приходит в голову, что если бы он вернулся после самоубийства, в жизни осталось бы еще много всего помимо славы. Тогда он решает продолжать жить без стремления к славе. Как будто та его часть, которая не могла жить без славы, совершает самоубийство. И, убивая запрос на славу, он может внезапно осознать, что вещи, приносящие радость и чувство безопасности, имеют мало общего с внешними и непостоянными стандартами общественного мнения. Тогда он может начать ценить легкомысленную мудрость Эрнеста Хемингуэя: «Кто, черт возьми, хочет славы в выходные? Я хочу хорошо писать». И наконец, в результате частичного самоубийства он может прояснить для себя свои цели и испытать больше радости, которая теперь будет исходить от реализации его собственных возможностей, от поиска и постижения истины, в которую он вносит свой уникальный вклад, рождающийся из его собственной целостности, а не из почитания славы.