Человек в пейзаже - [9]
Уж как ему эта моя история пришлась по сердцу!!
- Нет, нет! И не говорите! Вы совсем не безнадежны... - хохотал он. - Я даже не предполагал.
Я ничего вроде и не выпил, но бутылка кончилась.
- Так вот, - произнес он, с удовлетворенной укоризной отметив ее совершенную пустоту, - и я вам тоже ставлю "пять". Не знаю уж, где вы это подсмотрели, но самый сложный вопрос сумели задать... Вы и не представляете, сколько я над этим бьюсь. Но в пейзаже на все есть ответ, даже на то, для чего человек, но почему "по образу я подобию" - нет ответа.
Теперь он осматривал дно стакана, так и так поворачивая.
- А для чего, собственно, создан человек? Это тоже вопрос весьма живописный. Почему художников тоже зовут творцами? Конечно, преувеличение, лучше было, когда - мастер... Художника в полном смысле никак творцом не назовешь. Он в лучшем случае пересоздал, но не создал. Но и творец, хотя это его никак не исчерпывает, не есть ли величайший художник?.. ."В начале было Слово..." А собственно, и не слово, а логос, знание... Значит, образ мира существовал раньше мира, до акта творения? И это был не просто образ мира, даже божественный... Образ - был богом!.. Понимаете, с чем мы имеем дело? С художником. Всегда сначала образ, а потом картина. Это основа эстетики. Но картина ведь всегда для кого-то, для кого-то, кто способен понять или оценить. Ну, оценка наша, допустим, ему не важна. Он выше этого... А вот не верю, что не важна наша оценка! Не то, что мы похвалим, а то, что - поймем! Понимание, неодиночество - в этом смысл творения, как и художественного создания. Чистым искусством, надо полагать, он не занимался. Да и никто, если вникнуть, не занимался. Это гордыня - искусство для искусства, унижение паче гордости. Все жаждут понимания, кто создает. А так, не понятно ли .происхождение человека и зачем человек? Видеть творение! Не только пользоваться им и составлять его, как и всякая божья тварь, но - видеть! То есть понять и постичь. Поэтому, надо полагать, и создал он нас "по образу и подобию"... Иначе этого не понять, зачем уж человека - "по образу и подобию", чего ради? Не может же творец боготворить сам себя, чтобы копировать венец творения с себя же?..
Он окончательно перевернул стакан как доказательство.
- А кто тот, для кого создается картина? Ну, обычная картина?..
- Народ,-сказал я, - люди... - уточнил я, и опять неточно.
- Заказчик! - вскричал Павел Петрович.
- Кто же у самого бога заказчик? - очень удивился я.
- А образ мира, который раньше мира? Но это я только предполагаю... Это не так, но... А ведь и заказчик раньше художника, а?
Он торжествовал, будто подсказывал ответ уже не мне, а самому богу.
Мне нечего было ему ответить. Я мог лишь кивнуть.
- Если бы я мог поставить так вопрос, - глубокомысленно сказал я, то я бы поставил его именно так... - Про себя же я решал задачу: переводил крепость "Кавказа" в крепость "Русской", чтобы уточнить объем выпитого Павлом Петровичем в водочном эквиваленте. Я почти сосчитал, но не был уверен в последних пятидесяти граммах: 0,75 или 0,8 был "Кавказ"? Именно посреди этих пятидесяти граммов проходила в моих расчетах граница меньше литра или больше литра.
- Есть одна любопытнейшая гипотеза на этот счет... - мечтательно сказал Павел Петрович. - Даже не гипотеза, а миф, но боюсь, что нам его будет уже не потянуть.
Судя по тому, как я стремительно обиделся насчет своих умственных способностей, литр моим старшим другом был уже выпит...
- Вы не так меня поняли, - ласково читал мои мысли Павел Петрович. Я не вас, а себя имел в виду.. Собачьи-то деньги у меня все вышли...
Как я обрадовался повороту! Я просто не смел сам предложить... Но у меня - были, были! Хотя тоже немножко "собачьи", не то на туфельки ребенку, не то... уж не помню. Какая разница! Были, есть, будут!
- Только где вы сейчас возьмете?
- Это не беспокойтесь, - сказал Павел Петрович. - Этого хватит, сказал он, забирая у меня пятерку. (Я вытащил их три, все, какие у меня были...) - Этого хватит, - сказал он, забирая и вторую и внимательно и заботливо провожая взглядом третью, дабы я не опустил ее мимо кармана.
Он совсем не шатался, а как-то даже прочнее стоял на ногах и мягче, будто пол стал земляной... Он не спеша все прибрал. Не забыл и выключить муфельную печь, зря я беспокоился. "Спас нерукотворный" был прислонен назад к стенке, предварительно им поцелованный.
- А когда реставрируете... - я робел задать неточный вопрос, - вы тоже... вступаете... в контакт?..
- Конечно, - сказал он, именно в этот момент и прислоняя доску к стене. - Но это другое. Икона, какая бы ни была, даже нерукотворная, писана человеком, не то что само творение... Там я в контакте с творцом, - он сказал это так легко, как будто сел в трамвай или вошел в контору, - здесь - с верой человека, иногда истинной, иногда нет, иногда, - тут он задумался, - и со своей верой...
Порядок был восстановлен в том смысле, что следов не осталось. И мы прошли за ларь, в какую-то никуда не ведущую дверцу. Обреченный, человеческий вздох догини, оставленный нами, раздался за спиной, в новой темноте...
«Хорошо бы начать книгу, которую надо писать всю жизнь», — написал автор в 1960 году, а в 1996 году осознал, что эта книга уже написана, и она сложилась в «Империю в четырех измерениях». Каждое «измерение» — самостоятельная книга, но вместе они — цепь из двенадцати звеньев (по три текста в каждом томе). Связаны они не только автором, но временем и местом: «Первое измерение» это 1960-е годы, «Второе» — 1970-е, «Третье» — 1980-е, «Четвертое» — 1990-е.Первое измерение — «Аптекарский остров» дань малой родине писателя, Аптекарскому острову в Петербурге, именно отсюда он отсчитывает свои первые воспоминания, от первой блокадной зимы.«Аптекарский остров» — это одноименный цикл рассказов; «Дачная местность (Дубль)» — сложное целое: текст и рефлексия по поводу его написания; роман «Улетающий Монахов», герой которого проходит всю «эпопею мужских сезонов» — от мальчика до мужа.
Роман «Пушкинский дом» критики называют «эпохальной книгой», классикой русской литературы XX века. Законченный в 1971-м, он впервые увидел свет лишь в 1978-м — да и то не на родине писателя, а в США.А к российскому читателю впервые пришел только в 1989 году. И сразу стал культовой книгой целого поколения.
Новый роман Андрея Битова состоит из нескольких глав, каждая из которых может быть прочитана как отдельное произведение. Эти тексты написал неизвестный иностранный автор Э. Тайрд-Боффин о еще менее известном авторе Урбино Ваноски, а Битов, воспроизводя по памяти давно потерянную книгу, просто «перевел ее как переводную картинку».Сам Битов считает: «Читатель волен отдать предпочтение тому или иному рассказу, но если он осилит все подряд и расслышит эхо, распространяющееся от предыдущему к следующему и от каждого к каждому, то он обнаружит и источник его, то есть прочтет и сам роман, а не набор историй».
В «Нулевой том» вошли ранние, первые произведения Андрея Битова: повести «Одна страна» и «Путешествие к другу детства», рассказы (от коротких, времен Литературного объединения Ленинградского горного института, что посещал автор, до первого самостоятельного сборника), первый роман «Он – это я» и первые стихи.
В книгу включены повести разных лет, связанные размышлениями о роли человека в круге бытия, о постижении смысла жизни, творчества, самого себя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Белоснежный пушистый котёнок кажется настоящим ангелом. Но когда Энджел попадает из приюта домой, оказывается, что она большая проказница. Теперь её хозяйке Келли придётся придумать, как научить Энджел хорошим манерам.
Ирина Ефимова – автор нескольких сборников стихов и прозы, публиковалась в периодических изданиях. В данной книге представлено «Избранное» – повесть-хроника, рассказы, поэмы и переводы с немецкого языка сонетов Р.-М.Рильке.
Роман повествует о девушке по имени София, которая попадает в череду несчастливых случайностей, связанных с таинственными похищениями людей в метро. Ей предстоит открыть страшную тайну, которая перевернет ее жизнь с ног на голову и поставит под угрозу жизни ее родных и друзей. Девушке необходимо сделать нелегкий выбор между своей жизнью и судьбами близких, а также узнать, что на самом деле скрывается в подземной бездне.
Авторский сборник петербургского писателя Александра Радченко, в котором поэзия и проза, переплетаясь, создают единое полотно жизни. Бытовые зарисовки и философские рассуждения, авторский вымысел и реальность, которая интереснее любых фантазий – все есть в этой книге.
Продолжение историй, знакомых читателю по первой части, а также несколько совершенно новых. Герои – молодые петербуржцы, живущие полной, напряжённой, отчасти карнавальной жизнью в постоянно меняющемся мире. Во многом разные, но объединённые главной чертой: все они ищут и этим, в первую очередь, интересны. Они ещё не нашли и не успокоились, – а некоторым, судя по их поступкам и словам, такая печальная участь и вовсе не грозит.
Повесть «Мрак» известного сербского политика Александра Вулина являет собой образец остросоциального произведения, в котором через призму простых человеческих судеб рассматривается история современных Балкан: распад Югославии, экономический и политический крах системы, военный конфликт в Косово. Повествование представляет собой серию монологов, которые сюжетно и тематически составляют целостное полотно, описывающее жизнь в Сербии в эпоху перемен. Динамичный, часто меняющийся, иногда резкий, иногда сентиментальный, но очень правдивый разговор – главное достоинство повести, которая предназначена для тех, кого интересует история современной Сербии, а также для широкого круга читателей.