Человек в круге - [17]

— Что-то есть. Но что-то и тянет. — Я тоже решил ему подыграть.

— Видишь! А я — серьезно говорю… Хотя… Серьезно многие говорят… В том числе и я. — Железновский саркастически ухмыльнулся. — Ну — читай, читай! А то не успеешь. За мной вот-вот придет машина… — И неожиданно одарил: — Ты теперь уже за себя не бойся.

— Так у вас? Обещание — так твердое?

— Так, так! — отмахнулся от меня Железновский.

Я долго помнил наизусть, знал потом жизнь предателя Родины полковника Шугова Павла Афанасьевича. Потому что всегда было надо сопоставлять эту жизнь с жизнью Елены Мещерской. Как складывается она, жизнь, рядом с ней? Почему так, а не по-другому? Любовь вначале. Идет в них, идет рядом. Любовью дышат двое. И постепенно, как из прохудившегося мешка, высыпается золотая россыпь любви. И вот уже нет этой россыпи, одна пустая мешковина…

Он, Шугов, родился…

Я жадно вчитывался в листки, которые аккуратно были подшиты один к одному, пронумерованы и прошнурованы, и составляли папочку, заведенную на человека, дослужившегося до полковника и сменившего мундир свой на заграничный костюм.

Рождение… Так… Это обычно… Место рождения? Это тоже обычно. Тысячи людей рождаются в деревнях, ходят потом в школу, хорошо учатся. Они обгоняют друг друга в учебе. Но так распорядилась директор школы, некая Анна Ивановна Синюхина. Она настояла на том, чтобы самое почетное звание первого ученика было отдано не Шугову, а Елене Мещерской. Правда, принята в школу недавно; но — уважительная причина: отец ее не выбирает место жительства — этим ведает партия. Зиновия Борисовича Мещерского недавно единогласно избрали секретарем райкома партии; в районе этом и находится школа, где с успехом, оказывается, занимается Елена Мещерская — дочь секретаря райкома.

Все шло у Шугова по накатанной… Но — стоп! Почему же вмешалась директор школы и переиграла первого и второго учеников? Оказывается, не все так гладко в биографии Шугова (фамилию его Елена Мещерская так и не взяла). По сигналу, пришедшему со стороны, Синюхина, когда речь зашла о якобы подтасовке документов на звание первого и второго учеников, вынуждена была доказывать, что у безусловно способного, даже очень способного ученика — так, не гладко, не гладко. Его дед ссылался, как кулак. Правда, ссылался на самый короткий срок — вроде ошибка. Но ошибки, ее ведь так не бывает. Дыма без огня не бывает, как и огня без дыма тоже не найдешь. Дед не сразу поступил в колхоз, волокитил, был молчун. Потому внуку и досталась роль второго ученика.

Я быстро осилил тексты (сокращенные) трех писем, клеймивших позором единоличника Афанасия Афанасьевича Шугова. Отец однажды на колхозной сходке якобы буркнул соседу, что, мол, дошли до хреновой жизни и как из нее выпутаться, уж и не знаешь. На что сосед, мол, ему резонно заметил: жидковаты люди стали, и ты, в частности. Твой отец, гляди, на пуп подымает все, а ты только и норовишь чуток приподнять.

При проверке, правда, оказалось, что отец говорил не о самой жизни в круговом порядке, а о председателе колхоза, который — раздолбай и работать не умеет. Вскоре слова отца подтвердились: председателя уличили в жульничестве, отдали под суд и загнали туда, где Макар телят пасет. На письме том и резолюция: оказался, сволочь, прав! За язык бы — привлечь. Да нету повода!

Я похохотал над откровенной резолюцией. Может, какой шутник ее подмахнул, чтобы избавиться от лишнего копания и в бумагах, и на месте событий.

Еще было несколько «но», тревожившее кадровиков. Но им оставалось лишь коротко, в некоторой мере разумно к жизни полковника Шугова все пришпилить, зафиксировать. Мне показалось, ими, этими «но», пренебрегли в известном училище, куда поступил после окончания школы будуший полковник. Здесь шли о нем отличные характеристики. Между прочим, помогал поступать в это училище Шугову Зиновий Борисович Мещерский: аккуратные довоенные кадровики не могли избавить документы будущего офицера от личной и письменной просьбы секретаря райкома партии — де, знайте, если мы ошиблись в нем, Шугове, то первый повод к ошибке преподнес нам партиец с солидным стажем.

Впрочем, кадровики не дремали. К личной просьбе в письменном виде Мещерского была прилеплена докладная какого-то Иванова, который свидетельствовал, что у партийца Мещерского — заинтересованность в Шугове: прочит он свою дочь в жены нынешнего курсанта. Резолюция на докладной Иванова гласила: «Присмотреться! Проследить!» И позже, когда Шугов все-таки женился на Лене Мещерской, на резолюции Иванова добавлена вторая резолюция: «Ничего страшного, просто хорошая семья».

Есть еще одна докладная по этому поводу, она появилась позже. Кто-то писал по поводу женитьбы, увязывая в ней накрепко Мещерского, так и работавшего первым секретарем райкома. Отца, — писал аноним, — дочь беспокоила своей тихой и непримиримой (так Мещерский выражался в узком кругу, и это зафиксировано) оппозицией. Секретарь райкома и в то же время отец своей дочери вытащил ее из такой компании, где (далее все подчеркнуто красными чернилами) проповедовалась неприятие режима, что существует уже не только на одной шестой части земли. Аноним писал, что немало стоило отцу усилий, чтобы дочь осталась как бы неприкосновенной.