Человек в коричневом костюме - [3]

К несчастью, совершенно обойтись без современных людей невозможно. Вы вынуждены поддерживать какие-то отношения с мясниками и булочниками, продавцами молока и зеленщиками. Папа был погружен в прошлое, мама умерла, когда я была ребенком, поэтому взять на себя практическую сторону жизни выпало мне. Откровенно говоря, я ненавижу человека палеолита, будь он представителем ориньянской, мустьерской, шелльской или еще какой-нибудь эпохи, и, хоть я и отпечатала и откорректировала большую часть папиного труда «Неандертальский человек и его предки», сами неандертальцы вызывают во мне отвращение, и я всегда думаю о том, какое счастье, что они вымерли в далекие времена.

Не знаю, догадывался ли папа о моих чувствах, вероятно нет, но в любом случае это бы его не волновало. Мнение других людей никогда не интересовало его ни в малейшей степени. Думаю, это действительно было признаком величия. Таким образом, он жил совершенно обособленно от настоятельных потребностей повседневной жизни. Он самым примерным образом съедал то, что ему подавали, но, казалось, испытывал тихое огорчение, когда вставал вопрос о счетах. Кажется, у нас никогда не водились деньги. Его известность была не из тех, что приносят денежный доход. Хоть он и состоял членом почти всех видных обществ и за его именем следовала куча научных титулов, публика едва ли знала о его существовании, и пусть его пространные ученые книги внесли выдающийся вклад в общую сумму человеческих знаний, широкие массы они не привлекали.

Только однажды папа оказался предметом общественного внимания. Он прочел доклад в каком-то научном обществе о детенышах шимпанзе. Человеческие детеныши обладают некоторыми антропоидными чертами, тогда как детеныши шимпанзе более сходны с человеком, чем взрослые особи. Это, по-видимому, свидетельствует о том, что наши предки стояли ближе к обезьянам, чем мы, а предки шимпанзе, напротив, были более высокого типа организации, чем существующие виды, другими словами, шимпанзе — продукт вырождения. Предприимчивая газета «Дейли баджет», усиленно выискивавшая сенсации, немедленно отреагировала, выйдя с огромными заголовками: «Мы не произошли от обезьян, но произошли ли обезьяны от нас? Видный профессор говорит, что шимпанзе — это выродившиеся люди». Вскоре после этого к папе пришел репортер и попытался уговорить его написать серию популярных статей по данной гипотезе. Я редко видела папу столь рассерженным. Он выпроводил репортера из дома без особых церемоний, во многом к моей тайной печали, поскольку в то время нам особенно не хватало денег. У меня даже в первый момент возникла мысль, не побежать ли вдогонку за молодым человеком и сообщить ему, что мой отец передумал и вышлет требуемые статьи по почте. Я легко могла бы их написать сама, и вероятнее всего, папа никогда не узнал бы о сделке, не будучи читателем «Дейли баджет». Однако я отвергла этот ход как слишком рискованный, а просто надела свою лучшую шляпку и грустно побрела в деревню на беседу с нашим бакалейщиком, преисполненным праведного гнева.

Репортер из «Дейли баджет» был единственным молодым человеком, когда-либо посетившим наш дом. Временами я завидовала Эмили, нашей молоденькой служанке, которая, как только предоставлялась возможность, «шла гулять» со здоровенным моряком, с которым была обручена. Иногда, чтобы, как она выражалась, «держать его в руках», она ходила гулять с приказчиком из зеленной лавки или с помощником аптекаря. Я с грустью размышляла, что мне некого «держать в руках». Все папины друзья были пожилые профессора, обычно с длинными бородами. Правда, однажды профессор Петерсон нежно обнял меня, промолвив, что у меня «изящная маленькая талия», а затем попытался поцеловать меня. Одна эта фраза показала, что он безнадежно старомоден. С моих младенческих лет ни одному уважающему себя существу женского пола не говорили об «изящной маленькой талии».

Я тосковала по приключениям, любви, романтике, но, кажется, была обречена на однообразное утилитарное существование. В деревенской библиотеке, где выдавали книги на дом, полно зачитанных до дыр романов, и я, насладившись чужими опасностями и любовью, шла спать, мечтая о суровых молчаливых родезийцах, о сильных мужчинах, которые всегда «сбивали своего противника с ног одним ударом». В деревне не было никого, кто хотя бы отдаленно напоминал героев, способных «сбить» противника с ног одним ударом или даже несколькими.

В деревне имелся и кинематограф с еженедельными сериями фильма «Памела в опасности». Памела была восхитительная молодая женщина. Ничто ее не устрашало. Она выпадала из аэропланов, рисковала жизнью на подводных лодках, карабкалась на небоскребы и опускалась в преисподнюю, не моргнув глазом. На самом деле она не была умной, так как «Великий преступник преисподней» всякий раз ловил ее. Поскольку он, по-видимому, не хотел просто убить ее, а всякий раз приговаривал к смерти в газовой камере или умерщвлению с помощью каких-либо новых удивительных средств, герою всегда удавалось спасти ее в начале каждой следующей серии. Я обычно выходила из кинематографа, полная бредовых мыслей, а придя домой, находила послание от газовой компании, угрожавшей отключить газ, если мы не оплатим просроченный счет!