Человек, увидевший мир - [6]

– Так же как в школе есть плохие мальчики, вроде Лапина, которые все время досаждают учителям, так и в государстве находятся негодники, мешающие правителям исполнять свой долг. Таких людей называют социалистами и анархистами. Мы должны их опасаться и презирать.

Но мы не боялись Лапина. Наоборот, никого в школе ребята не любили так сильно, как его. Что ж, поду-мал я, если эти "негодяи" такие же плохие, как наш Лапин, значит, незачем их опасаться…

Вскоре после этого урока нашу школу должен был посетить дядя самого императора Николая II, великий князь Сергей Александрович…

В объявленный день все было готово. Мы ожидали лишь звонка, чтобы собраться в классе. Но он прозвенел минут за пятнадцать-двадцать до назначенного срока. Думая, что наш коридорный проявил излишнее рвение, мы не очень спешили и вышли из спальни минут через десять после звонка.

По дороге меня задержал какой-то человек и спросил, куда я иду. Я ответил:

– На встречу с дядей императора. Он вновь спросил:

– Хорошо ли ты сегодня пообедал?

– Ну, а если нет? Разве вы дадите мне другой, более сытный обед?

– Почему же, это вполне возможно, – ответил незнакомец.

– Тогда вам придется каждый день кормить меня обедом. И ужином тоже, потому что ужины здесь так же плохи, как и обеды.

Незнакомец рассмеялся:

– Может ли тебе нравиться то, чего ты не видишь?

– Разумеется. Я не вижу своих друзей, но люблю их.

– Ну, а я нравлюсь тебе?

– Как вы можете нравиться мне, если я вас совсем не знаю? Однако вот-вот придет великий князь, у меня нет времени тут с вами разговаривать.

Сказав это, я пошел в класс. Потом узнал, что слышавшие нашу беседу учителя не находили себе места от страха: ведь со мной разговаривал сам великий князь, который жестом приказал им не вмешиваться.

После отъезда высокого гостя меня заперли в чулан, а учителя собрались решать мою судьбу. Я был почти уверен, что меня исключат. И вот меня пригласили на "суд".

– Как ты осмелился так грубо разговаривать с дядей императора? – строго спросил учитель.

– Я не знал, что этот человек – сам великий князь.

– Но почему? Допустим, ты не мог видеть его роскошный военный мундир и бриллиантовый орден, которого нет ни у кого другого в России. Но ты должен был почувствовать изысканность его манер, услышать, что рядом стоят телохранители-черкесы, офицеры и адъютанты. Ты не видел всего этого, но услышать и понять ты, безусловно, мог.

– Но я и в самом деле ни о чем не догадывался. Мне казалось, что я разговариваю с кем-то из полицейских, которые ходят по школе и грубо ведут себя".

На этот раз мальчика простили. Но он и в дальнейшем не изменил своего поведения и не стал таким, каким хотели бы видеть его учителя.

Однажды, когда ребят вели в баню, Ерошенко, повстречался на улице с нищим, неглупым и обходительным человеком, и принял его за великого князя. За разговор с побирушкой мальчика высекли. И все же он продолжал больше верить своим чувствам, чем словам окружавших его учителей и наставников. "Ночь, – писал Ерошенко, – научила меня сомневаться всегда и во всем и не верить ни учителям, ни самым большим авторитетам… Я не верю, что бог милостив, а дьявол зол и коварен. Я не верю правительству, а также обществу, которое ему доверяет… Мой девиз: все подвергай сомнению!"

Воспоминания всегда несколько субъективны. Да и вряд ли можно судить о жизни человека только по тому, что он сам о себе написал. Важно, что вспоминалось ему через много лет.

Конечно, при желании Ерошенко мог бы припомнить и немало хорошего из своей школьной жизни. Например, летние каникулы, когда детей отправляли на дачу в Останкино. Там, набив мешки соломой, они спали прямо на траве, вдали от шума большого пыльного города. Ведь это были самые первые "путешествия" Ерошенко!

И если через много лет он не вспоминает об этом, то только потому, что темные стороны школьной жизни сильнее запечатлелись в его памяти. Но что же тогда удерживало в стенах такой школы деревенского мальчика, который считал, что в жизни не может быть ничего горше неволи? Отчего Василий Ерошенко оказался в числе немногих, получивших свидетельство об окончании Московской школы слепых?

Скорее всего удержала его здесь колдовская власть слова.

Во втором классе учителя раскрыли своим незрячим воспитанникам пленительную тайну шести выпуклых точек – из их сочетаний под пальцем рождались буквы, из букв – слова. Плотная, вся в пупырышках бумага зазвучала для Ерошенко, заговорила голосами героев пушкинских сказок, стихов Некрасова и Шевченко. "Счастливей меня человека нет: я вижу солнце, я вижу свет", – так выразил он свою радость от встречи с книгой в письме к родителям.

Чем стало для него, слепого, ощутимое, "выпуклое" слово? Быть может, тропой в полузабытый светлый мир детства, который так внезапно разрушила тьма? Или дорогой в будущее – из ночи в день, из одиночества к людям?

Ночью, когда школа затихала, Ерошенко брал с собой толстый том и, водя под одеялом пальцем по точкам, читал вслух. Обычно его слушали до десятка ребят. Они торопили, переспрашивали, требовали все новых и новых рассказов, а книги из школьной библиотеки были уже все прочитаны. Тогда мальчик понемногу стал сочинять – то сказку продолжит, а то и новую выдумает. По просьбе товарищей ему вновь и вновь приходилось рассказывать свою придуманную сказку, тогда Ерошенко стал записывать свои сочинения.