Человек Тусовки - [29]

Шрифт
Интервал

— Я ее выписываю, — сказал Влад, — и даже, представь, иногда читаю.

— Читай особенно внимательно, — сказала я, — там ты прочтешь обо мне.

— Я не сомневался, что ты пробьешься, вспомни, с самого начала… А о себе я найду парочку слов?

— Читай и готовь новую песню, — сказала я.

Дома я принялась готовить свой гардероб. Майка и джинсы, как сказал Распутин? Ладно, майка от Диора. А джинсы? Пожалуй, вот эти подойдут. В «совке» Такого фасона еще не видели. Туфли? Последний подарок Мишеля. Еще несколько платьев, костюмов, так сказать, не для сцены, пускай мальчики-сироты офигеют. Мой вариант — далеко не бурда-моден с ее фасончиками для домохозяек, у меня все классом повыше, такое могут себе позволить верхние дамочки и там, где, казалось бы, все доступно. Из украшений ничего дорогого, никаких бриликов. Гостиницы, переезды. А мне все это не очень легко достается. К вечеру я была уже в разобранном состоянии, как следует выспалась и позвонила Мишелю, он сказал, чтобы я через полчаса была готова, поедем куда-нибудь поужинаем, а потом вернемся ко мне. Что ж, программа обычная, я к ней настолько привыкла, что она начала мне приедаться.

Когда я села в «Вольво» и чмокнула Мишеля в щеку, он вдруг начал говорить о том, что в последнее время его отношения с женой совсем расстроились, он понимает, что она за время его частых отъездов, длительного отсутствия не может быть одна, она очень видная и страстная женщина, все закономерно, но, вероятно, ее отношения с кем-то из любовников — он, во вся-ком случае, так полагает — зашли слишком далеко, она не может, или просто не хочет из них выбираться. Поэтому — он в этом почти уверен — она холодным тоном разговаривает. с ним; перестала спрашивать, почему он редко звонит.

Я пока еще не понимала, куда он клонит и не задавала никаких вопросов. Честно говоря, его личная жизнь меня никогда не интересовала, а в этот момент мне было целиком безразлично, какие там отношения складываются у него с женой. Голова была забита другим — хотя бы не слетела завтра статья из номера, хотя бы ничего не случилось. Я суну газетку этому пижону (не скрою, у него для этого много оснований) Распутину, пускай поймет, что подобрал не случайную, бесфамильную певичку, которых немало толчется в студии в ожидании мелких заработков. Кстати, сорок концертов — это четыре тысячи, неплохо за десять дней, мне надоело лазить в свой небольшой тайничок с валютой, мне не хочется, чтобы он пустел, иначе какой же смысл во всем, а с Распутиным можно прилично заработать и наших, деревянных, так сказать, на быстротекущее существование. Но Мишель не давал мне отвлечься от проблем — своих взаимоотношений с женой, он и в ресторане (мы заехали в «Берлин») продолжал размышлять вслух на эту тему, чем, признаться, начинал раздражать меня. Но вдруг его разговор приобрел совсем неожиданный для меня оттенок.

— Представь, что моя брюссельская красотка пошлет меня ко всем чертям, и я вдруг заговорю с тобой на одну очень тонкую, дёликатную тему дальнейшего продолжения наших отношений.

— Я с удовольствием продолжу ее, — сказала я и отбросила все другие мысли прочь.

Жаль, он был за рулем и ничего не пил, а сейчас тот самый момент, когда его языку неплохо бы побольше развязаться.

— Ты знаешь, мне здесь надоело, есть не хочется, пить в одиночку тоже. Поехали ко мне.

Он расплатился, и мы оказались в машине. Я делала вид, что меня совершенно не задели его слова, я говорила ему, что сейчас у меня он и послушает новую песню, ту самую, о которой я рассказала ему по телефону. Мишель улыбнулся мне одними глазами, он казался мне расстроенным из-за того, что я не поддержала очень важную для него тему, но ничего, мой милый, так будет лучше, я не хочу казаться назойливой, потом ты все как следует проанализируешь, и я покажусь тебе мелкой особой, с которой ни в коем случае нельзя планировать ничего серьезного. Не будем спешить, послушаем, что ты запоешь дальше, когда я выставлю на стол твой любимый армянский коньяк.

Оказавшись у меня, он сразу же сказал, что очень давно не был здесь, хотя и прошло всего несколько дней, но ему кажется, что миновала целая вечность. Он помогал мне накрывать на стол, был задумчив и по-прежнему слегка мрачен.

Я включила запись, он пил коньяк и внимательно слушал.

— У тебя в самом деле все будет хорошо, — сказал он. — Это очень хорошая песня, я кое-что начал понимать в вашей эстраде. Мне нравится, но я хочу, чтобы и у нас с тобой все тоже было хорошо.

Я подлила ему коньяку, но он отодвинул рюмку.

— Я понимаю, как у нас все начиналось, вполне отдаю себе отчет, я нисколько не могу тебя осуждать. Жить здесь… Бог мой, любой бы самый благочестивый пошел бы на все, чтобы немного вырваться из всего вашего ужаса. Да поставь мою жену в такие условия, она первой бы оказалась на панели, — он приблизился ко мне:- Извини, я что-то не о том. Если у меня дома все нарушится, а я уверен в этом, все почти уже произошло, я буду иметь серьезный разговор с тобой о нашем будущем…

Комната вдруг закачалась, как палуба прогулочного кораблика, когда мы плавали с ним у «Жемчужины» по Черному морю, с гор вырвались темные потоки облаков, море вспенилось, как бешеное, люди побледнели, а мне. было ужасно весело. Нет, многовато сразу для нескольких дней. Так можно с ума сойти..


Еще от автора Андрей Александрович Разин
Зима в стране "Ласкового мая"

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
«Мы жили в эпоху необычайную…» Воспоминания

Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.


Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода

Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.


Путеводитель потерянных. Документальный роман

Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.


Герои Сталинградской битвы

В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.


Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.