Человек-тень - [82]

– Врач велел сделать мне еще одну томограмму мозга, изучил ее более внимательно, чем это сделал Вебстер, и пришел к выводу, что в той части моего мозга, которая отвечает за способность к общению, застрял маленький сгусток крови. Мне сделали операцию, и – слава богу – врач оказался прав.

Барда сделал глубокий вдох и медленный выдох.

– Тогда вы и потеряли способность видеть цвета? – спросил он.

– Да, и в тот же момент я вновь обрела жизнь. Ты что-то теряешь, а что-то находишь. Ваше здоровье. – И Конни подняла бокал и чокнулась с Бардой.

Инспектор не стал пить.

– А что случилось с доктором Вебстером? Он упрятал вас в психушку без всяких оснований. Это была явная преступная халатность и самая настоящая жестокость.

– Вебстер так до конца и не оправился от травм, полученных в ДТП. Теперь я знаю достаточно, чтобы понимать, он был социопатом, не способным к эмпатии, склонным к манипулированию людьми и полностью зацикленным на себе самом. К тому же он ненавидел женщин, особенно тех, которые не оказывали ему должного уважения. Моя бабушка была в ярости, в основном, как я полагаю, из-за своей собственной слепой веры в Вебстера. Были проведены переговоры с адвокатами Вебстера и его страховщиками. Денег, которые они выплатили мне, хватило на обучение и в бакалавриате, и в магистратуре, да и теперь их у меня остается более чем достаточно. И моя работа – это призвание. Мне, в общем-то, не нужны деньги, которые мне платят. Полагаю, то же самое можно сказать и о вас.

– Не совсем. Оплата обучения моих детей в школе и жена, которая любит наш дом в Тоскане, обходятся мне в круглую сумму.

– Разведитесь с ней, – предложила Конни.

– Это не так просто. – Барда тяжело вздохнул.

– Это просто, как два пальца обоссать, – усмехнулась Конни. – Верните себе контроль над ситуацией.

– Знаете, вы очень сердитый психолог. – Барда улыбнулся.

– Я очень прагматичный психолог. Иногда есть неоспоримое добро и неоспоримое зло, и нет ничего страшного в том, чтобы это признать. Гнев имеет важное значение. Он приносит очищение и подготавливает почву к разрешению противоречий. Я прописываю вам дозу ярости, в которую вы должны впадать ежедневно. Гневайтесь, Броуди Барда. Вы имеете на это право. – Мобильник Конни зазвонил, и она взяла его: – Конни Вулвайн.

– Это действительно доктор Вулвайн? – последовал вопрос.

Конни показала на свой мобильник, и Барда достал свой телефон, чтобы отправить сообщение.

– Да. С кем я говорю?

– Вы обратились ко мне. Я полагал, что вы ждали моего звонка.

– Да, я ждала вашего звонка, и я рада, что вы позвонили. Только я не знаю, как мне вас называть.

– Никак. Вам никак не надо меня называть. Вы сказали, что хотите знать, что Элспит и Мэгги в порядке. Они в порядке. Я позвонил только затем, чтобы сказать вам это. Я забочусь о них так, как полагается. У вас есть дети?

– Нет.

– Жаль. Из вас бы получилась хорошая мать. Я могу это определить.

– Я не уверена, что из меня вышла бы хорошая мать. – Конни рассмеялась. – Иногда я беспокоюсь о том, что слишком закоснела в своих привычках, чтобы стать матерью.

– Это не самое важное. Главное качество любого родителя состоит в том, чтобы взять на себя обязательство и не отступать от него. Главное, держаться намеченного курса.

– Согласна. Послушайте, это формальность, но мне нужно удостовериться в том, что вы действительно…

– Элспит где-то потеряла одну кроссовку. Я заметил это, только привезя ее домой. Об этом не говорилось в газетах. Этого хватит?

– Да, вполне. Кстати, раз уж мы заговорили на эту тему – не нужно ли Мэгги больше одежды или, быть может, ее учебники? Наверняка мы могли бы оставить все это в каком-то месте, где вам не пришлось бы вступать с нами в контакт.

– Нет, у нее все есть. Я подумал обо всем заранее.

– А Зевьеру скоро понадобятся его лекарства.

– Как долго он может обходиться без них?

Конни сделала паузу. Если сказать, что срочности нет, она потеряет возможность установить контакт, а если заявить, что дело не терпит отлагательств, преступник может решить, что Зевьер ему только в тягость, и избавиться от него.

– Еще пару дней можно подождать, но потом у Зевьера появятся трудности с мышечным контролем, и общее функционирование его организма ухудшится. Ему станет сложно есть и умываться.

– Для этого у меня есть Элспит. Она уже согласилась помогать. Вам не о чем беспокоиться. А как вы видите людей в черно-белой гамме? Они что, стали для вас более похожими друг на друга? Вам стало труднее узнавать лица?

Конни что-то писала в своем блокноте, обдумывая ответ.

– Это бывает сложнее, если речь идет о молодых. Родом я с Восточного побережья Америки. Летом на любом из наших пляжей полно шестнадцатилетних девушек, и у всех них довольно стройные фигуры, обтрепанные джинсы, подрезанные выше колен, куцые маечки, длинные прямые волосы, чистая кожа. И различать их бывает тяжело. С теми, кто постарше, дело идет легче. По мере старения у нас появляются лицевые аномалии.

– Не все люди стареют.

– Верно. Вы не против, если я спрошу, почему вы забрали Зевьера?

– Мир, в котором живете вы, отличается от мира всех остальных людей. А мой мир отличен от него еще больше. Зевьер мне необходим. Я делаю только то, что мне действительно нужно. На этот раз мне необходимо уйти. Я думал, что вы это понимаете.