Человек-тень - [81]

Они снова заняли свои прежние позиции.

Мэгги очистила ногой участок поверхности, прежде чем топнуть опять, затем подняла ногу и с силой опустила ее. Ничего. Зевьер посмотрел в дыру. Удар не оставил на гипсокартоне никаких следов. Мэгги еще раз подняла ногу и топнула изо всей силы, всадив каблук в гипсокартон. Эхо отдалось от потолка над их головами, но и этот удар оказался безрезультатным.

– Надо продолжать попытки, – сказал Зевьер. – Будь Фергюс в доме, он бы уже услышал нас. Мэгги, попробуй еще несколько раз, затем тебя сменит Элспит. Я знаю, Элспит, вам будет нелегко просунуть ноги между балками, но другого выхода у нас нет.

– Как вы думаете, каким образом он убил всех этих людей? – спросила Мэгги.

– У меня нет намерения это выяснять, – ответил Зевьер, взяв девчушку за подбородок и заставив посмотреть себе в глаза. – Потому что с нами это не случится.

– У меня есть идея, – воскликнула Элспит. – У Мэгги не хватает сил, чтобы проломить гипсокартон. Но если я буду стоять на нем достаточно долго, то рано или поздно он поддастся, не так ли?

– Расстояние между балками небольшое, Мэгги не сможет вас удержать, а я недостаточно мобилен, чтобы гарантировать свою помощь, так что вы можете пораниться либо о балки, либо в результате падения. К тому же у вас рана на левой руке, нужно помнить и об этом.

– Пустяки! Если надо выбирать между этим и смертью от рук психа в этой чертовой квартире, то я знаю, что выберу. Надо хотя бы попытаться сбежать. Давай, Мэгги, вылезай. Попробуем еще раз.

– У нас есть только один шанс на успех этой затеи, – сказал Зевьер. – Если Фергюс войдет, когда вы будете свисать с потолка, то вам надо быть готовой драться.

– Присмотрите за Мэгги, – попросила Элспит. – Я смогу за себя постоять.

Глава 29

– Вы не должны были сообщать ему название вашего отеля. Это было слишком рискованно. Одно из главных правил полицейской работы состоит в том, чтобы никогда не делать это чем-то личным, – сказал Барда.

Конни сделала знак бармену «Балморала», чтобы он наполнил ее опустевший бокал.

– Чем-то личным? Мне это непонятно. Думаю, есть такие преступления, которые можно было бы назвать безличными. Мошенничества в банковской сфере, незаконная подача заявлений на пособия, угоны машин. Но убийство? Похищение человека? Что может быть более личным? Если мы не будем подходить к этому так же, как это делает преступник, то как нам удастся понять склад его ума?

– Это не было приглашением поиграть в психолога. Мы не должны делать ситуацию, и без того рискованную, еще более опасной. Теперь отделу особо важных расследований, который и так работает на пределе своих сил, сбившись с ног в поисках Мэгги, Элспит и Зевьера, надо еще и отрядить кого-то из своих сотрудников, чтобы круглосуточно наблюдать за вами и за отелем.

– Преступнику было необходимо, чтобы я доказала, что ради него я готова нарушить правила. Эмпатия – это не просто способность понять, что чувствует другой человек. Тут нужен более тонкий подход. Надо было одеться, как он, поделиться с ним чем-то личным, показать, что ты ему доверяешь. Мы не можем найти этого человека, Барда. И думаю, это не потому, что он необыкновенно умен. Это связано с его готовностью идти на риск. Он работает не так, как другие преступники. Игра, которую он ведет, неповторима. В ней сплетены ощущение собственного всемогущества и бред, связанный с внетелесными переживаниями.

Барда осушил бокал:

– И вот мы сидим в баре вашего отеля, ожидая звонка этого мерзавца. Что нам это дало? Теперь мы даже не гоняемся за своими хвостами, а просто сидим и смотрим на них. Только если окажется, что вы истолковали ситуацию неверно, в любой момент сюда может вбежать человек с ножом, желая прикончить ту, которую он видел по телевизору и которая помогает полиции установить его личность.

– Я ему не нужна, – ответила Конни.

– Вы слишком уверены в своей безопасности, а это опасно, ведь мы по-прежнему ничего не знаем о нашем убийце.

– Я профайлер. Когда ты составляешь профиль преступника, он не сидит перед тобой и не сообщает тебе информацию о себе. И профайлинг – это целая наука. У меня есть несколько ниточек, но пока нет единого психологического диагноза, который позволил бы мне сплести их все воедино.

– А такой диагноз существует? – спросил инспектор.

– Да, – кивнула Конни. – Вы хотите есть?

– Нет не хочу, но мне хочется узнать, как закончилась история вашей болезни.

– Психиатр, поставивший мне диагноз «подростковая истерия» – кстати, это не реальная болезнь, а просто удобное клише, – попал в ДТП. Иногда стечение обстоятельств оказывается счастливым. В психиатрическое отделение прислали другого врача, более молодого и более современного, чем великий доктор Вебстер. Он настоял на том, чтобы изучить всех пациентов, начав с нуля, и был готов провести со мной время. Я постаралась сделать все, чтобы объясниться с этим врачом, используя язык жестов, но всякий раз, когда я начинала посылать сигналы, все как-то путалось. И он понял, что мои слезы вызваны горечью от ощущения бессилия, а вовсе не приступом злобы.

– И что было потом? – спросил Барда.