Человек, ставший Богом. Воскресение - [96]

Обычно Анна завтракал в одиночестве – теплое молоко и сушеный виноград. Затем он удалялся в свои покои и, приняв холодную сидячую ванну, отправлялся в отведенную ему часть старого дворца Ирода Великого, в то самое здание, где Пилат устроил свою городскую резиденцию. Анна шел в Грановитую палату, где, как правило, заседал Синедрион. Собирался Синедрион не каждый день, но всегда находились неотложные дела, которые Анна рассматривал вместе с Годолией и несколькими высокопоставленными служителями: жалоба вдовы, лишившейся имущества из-за сомнительного завещания; обвинение торговца в мошенничестве, преждевременное появление ребенка на свет и тому подобное. Кроме того, приходилось улаживать проблемы, связанные с обрядом обрезания, благословением после родов, похоронами.

В это утро Годолия появился в покоях Анны, что само по себе было неожиданным. Его приход мог быть вызван только необходимостью обсудить какую-то важную информацию в приватной обстановке.

– Ирод в городе, – объявил Годолия после короткого обмена любезностями. – Позапрошлой ночью в своей крепости Махэруз он приказал отрубить голову Иоканаану. Вскоре после приезда он отправился к Пилату.

Анна недоуменно поднял брови.

– Иоканаану отрубили голову? – переспросил пораженный первосвященник.

– Казнь состоялась после оргии, на которой дочь Иродиады и Филиппа танцевала обнаженной перед Иоканааном. Эту информацию нам продал один из стражников Ирода.

Анна задумался, а потом спросил:

– Известно ли, о чем Ирод разговаривал с Пилатом?

Годолия отрицательно покачал головой.

– Об этом мог бы знать Манассия, но он помчался в публичный дом еще быстрее, чем его хозяин – на встречу с Пилатом. Впрочем, в последнее время Манассия стал неразговорчивым. Теперь у него достаточно денет.

– Ирод не имел права предавать Иоканаана смерти, не спросив нашего мнения, – сказал Анна. – В конце концов, это религиозный вопрос.

– Разумеется, – согласился Годолия. – Но Иоканаан был арестован в Галилее и казнен в Перее, а Ирод является тетрархом обеих этих провинций. Мы не могли бы этому противиться, по крайней мере официально.

– Моя религиозная власть простирается над всей Палестиной H над всеми иудейскими сообществами за ее пределами, – высокомерно заявил Анна. – Если Иоканаан был пророком, мы могли бы приговорить к смерти самого тетрарха за убийство иудейского пророка.

Анна шагал из угла в угол с весьма недовольным видом.

– Я поговорю об этом с Иродом, – сказал он.

Годолия удивился полному отсутствию политического чутья у своего патрона.

– Если, конечно, представится возможность, – уточнил Годолия. – Но в настоящее время нам надо соблюдать осторожность ибо эта старая ласка готовит новый удар, я знаю.

– А Иисус? – спросил Анна.

– Что – Иисус? – откликнулся Годолия. – Возможно, он еще не слышал об этом.

– Когда он услышит, другие тоже услышат, и возникнет опасность бунта. Неизбежно прозвучат призывы к мести, а Иисус, вероятно, возглавит восстание.

– Не думаю, что это нас касается, – заметил Годолия. – Ведь не мы же отправили Иоканаана на смерть.

– Да полно тебе! – возразил Анна. – Разве ты не понимаешь, что эти недоумки считают, будто мы действуем заодно с Иродом и Пилатом? Как только их жалкие умишки сообразят, что мы причастны к казни Иоканаана, они примчатся в Иерусалим и начнут сеять смуту.

– Хорошо, если так! – воскликнул Годолия. – Мы превратим Иерусалим в ловушку. Едва Иисус вступит в город, как мы арестуем его за подстрекательство к бунту!

– Сначала необходимо убедить всех, что наши действия обусловлены исключительно религиозными мотивами, – сказал Анна. – Иначе Пилат забеспокоится. Мы не уполномочены следить за порядком на улицах. Это дело прокуратора. Более того, если предположить, что мятежники узнают новость через два-три дня, они придут сюда как раз тогда, когда мы будем готовиться к Пасхе или, что еще хуже, уже праздновать ее. Значит, мы не сможем арестовать Иисуса и бросить его в тюрьму, поскольку тем самым подтолкнем возмутителей спокойствия к действиям, спровоцируем беспорядки, а Пилат возложит всю ответственность на нас. Следовательно, нам придется учинить над Иисусом скорый суд, а это чрезвычайно сложно, поскольку, как тебе известно, мы не можем созвать заседание после полудня четверга, ибо любая процедура должна быть отложена с момента захода солнца в этот день до следующего понедельника. А это означает, что, если мы арестуем Иисуса у ворот Иерусалима, нам придется как можно быстрее привести приговор в исполнение, каким бы он ни был. Все это равносильно хождению по острию ножа, поскольку малейшее непредвиденное обстоятельство свяжет нам руки.

– Приговор, – вкрадчиво повторил Годолия. – Каким же может быть приговор?

– Смертным, каким же еще? – раздраженно воскликнул Анна. – Если мы его не арестуем, угроза восстания станет реальной. Если мы его арестуем и просто бросим в тюрьму, его последователи возьмут тюрьму в осаду или придумают что-нибудь и того хуже. Единственный способ решить проблему раз и навсегда – избавиться от этого человека. О, Ирод дорого заплатит за столь неприятные хлопоты! Если бы он не казнил Иоканаана, нам не пришлось действовать в такой спешке!