Человек, ставший Богом. Воскресение - [128]

– Эти заявления были сделаны по отдельности, – пояснил Годолия. – Секретарь, передай свидетельства уважаемым членам собрания.

И исписанные листы пошли по рукам. Члены Синедриона изучали свидетельства почти полчаса. Наконец Вифира покачал головой.

– Я хочу допросить обвиняемого, – сказал Левин бен Финехая.

– По всем пунктам обвинения? – встревоженно спросил Годолия.

– Почему бы и нет? – ответил Левин. – Я хочу своими собственными ушами услышать, что он утверждает, будто приходится Всевышнему Богу Сыном.

– Замечательно! – бросил Годолия, который не мог сделать ничего другого, кроме как исполнить просьбу.

– Ты слышал вопрос, – сказал Левин, обращаясь к Иисусу. – Ты действительно Сын Всевышнего?

– Он несколько раз обращался к всемогущему Богу как к своему отцу, – заметил Годолия. – Факты налицо.

– Разве все мы не сыновья Господа? – ответил Иисус.

– Ты говорил, что ты Мессия? А если говорил, то какие приводил доказательства в подтверждение этого?

– Я никогда не говорил, что я Мессия.

– Но у нас есть свидетельства, – возразил Годолия, – сделанные под присягой, что в Капернауме ты сказал: «Воля Пославшего Меня есть та, чтобы всякий, видящий Сына и верующий в Него, имел жизнь вечную; и Я воскрешу его в последний день». Разве ты не произносил этих слов?

– Произносил.

– Похоже, ты выдаешь себя за Сына Всевышнего, но при этом не утверждаешь, что ты Мессия? – спросил Левин бен Финехая.

– Не всякое семя превращается в дерево, и не каждый цветок дает плоды, – ответил Иисус.

– Ты также утверждал, что Храм превратился в разбойничий вертеп, что его следует разрушить и что ты восстановишь Храм за три дня. Какой властью? – спросил Годолия.

– Божественный дух может заставить человека творить чудеса, – ответил Иисус.

– Итак, мои отцы и братья мои, вы сами можете судить, что эти два заявления отделены одно от другого. Обвиняемый заявляет что наделен особой привилегией воскрешать тех, кто верит в него и это означает, что он сам бессмертен, поскольку появится в Судный день, и что тогда к нему перейдет власть Всевышнего, единственного, кто способен воскрешать мертвых. Таким образом, он считает себя не одним из многочисленных детей Господа, о чем заявил вначале, а единственным ребенком. Более того, он утверждает, что наделен исключительной властью и способен разрушить здание, которое возводили сорок шесть лет, и восстановить его за три дня. Удовлетворены ли мы?

Доктора закивали.

– Ты удовлетворен, Левий?

– Я бы предпочел, чтобы обвиняемый признал, что он Мессия и в то же время Сын Всевышнего, – ответил Левий.

– И что бы это изменило? – спросил Каиафа.

– Тогда я смог бы сохранить свои сомнения относительно его мессианства. Однако мне трудно представить себе Мессию, который отрекается от своей мессианской миссии, – ответил Левий.

– Воистину так! Это хороший вопрос! – раздался громкий голос. Это кричал Никодим.

– Что за вопрос, Никодим? – спросил Каиафа.

Никодим встал.

– Некоторые из моих уважаемых собратьев находят, что в заявлениях обвиняемого и имеющихся свидетельствах о его речах и поступках есть противоречия. Однако я не принадлежу к числу полагающих так. Я могу понять, почему Мессия не признает своей миссии, – вследствие того что это тайная миссия. Ведь ни один пророк никогда не утверждал, что он пророк. Мы не имеем ни малейшего представления, как должен или не должен вести себя Мессия, потому что мы никогда не видели Мессию. Я могу также согласиться с тем, что Мессия, хотя и ничего не ведающий о своей сути, осознает свои небесные связи и свою власть. Нам, по крайней мере, известно, что этот человек творил чудеса. Я прошу вычеркнуть названный Годолией пункт, в соответствии с которым Иисус обвиняется в том, что он называл себя Мессией, используя право на сомнение. Я настоятельно прошу вас подумать о последствиях ужасной ошибки, которая будет заключаться в том, что мы вынесем приговор Мессии!

Иисус внимательно посмотрел на говорившего, который вновь занял свое место. После выступления Никодима последовало долгое молчание. Сквозь окна в комнату лился яркий свет.

– Я мог бы лучше подготовиться к подобным случайностям, – сказал наконец Годолия, – если бы не личность обвиняемого, которого четко характеризуют другие пункты обвинения. За несколько лет этот человек совершал поступки, которые можно считать доказательствами, убедительно свидетельствующими против его мессианской природы. Он посещал женщин сомнительного поведения, не праздновал субботу и устраивал скандалы. Одним словом, этот человек вел себя скорее как проходимец, чем как порядочный гражданин, и уж тем более не так, как подобает вести себя тому, кто наделен высочайшей миссией, – Мессии. Я спрашиваю у вас, осталась ли в ваших сердцах тень сомнения? Способен ли этот человек стать первосвященником и наследником трона Давидова? Может ли этот человек служить воплощением наших добродетелей в глазах чужеземцев? Может ли этот человек восстановить Закон, который, по его словам, больше не соблюдается? Неужели мы так низко пали в собственных глазах, что готовы рассмотреть возможность передачи высшей религиозной власти кудеснику, которого должно было бы изгнать из общества?