Человек, ставший Богом. Воскресение - [124]

Никодим погладил свою реденькую бородку, подстриженную на египетский манер в память о долгом пребывании в Александрии.

– Однако мы хорошо знаем Иисуса, – заметил он. – Он ни з что не согласится с этим планом. Он говорит слишком расплывчато и даже не признал, что он Мессия.

Иосиф Аримафейский хлопнул в ладоши, и в дверях сразу же появился раб.

– В комнате полно насекомых, – сказал Иосиф. – Разве на окнах нет сеток?

– Сетки порвались, господин.

– Тогда закрой окна и не открывай их до тех пор, пока сетки не починят. Принеси листья лимонника и порошок алоэ для воскурения. Да, это так, – обратился Иосиф к Никодиму, – он говорит слишком расплывчато. А иногда даже, я бы сказал, бессвязно. Возьмем, к примеру, мысль о конце света, которую он развивал в последнее время. Что это значит? Что всемогущий Бог по неизвестной причине ждал несколько месяцев, чтобы отозвать Свой Завет. Почему? Почему именно сейчас?

– Пути Господни… – по привычке пробормотал Никодим, но, опомнившись, через несколько мгновений он продолжил: – Возможно, потому что – во всяком случае, это выглядит весьма правдоподобно – наступает конец Израиля. Вооруженные шайки, развращенное духовенство, два тетрарха, управляющие провинциями, немного сварливый и утративший веру в собственные силы римский прокуратор. Все это знамения.

– Разумеется, – согласился Иосиф, – и все же мы могли бы вновь объединиться под властью царя и это могло бы предотвратить конец света. Таким царем мог бы стать Иисус.

– Но ты сам признаешь, что он говорит слишком расплывчато.

– Царский венец мог бы укрепить и прояснить его мысли.

– Но ведь он все же святой человек? – спросил Никодим, запахивая полы накидки. – Сегодня очень холодно.

– Да, и поэтому насекомые ищут убежища в доме.

Иосиф Аримафейский посмотрел в окно.

– Идет снег! – воскликнул он.

Иосиф позвал слугу и приказал принести еще одну жаровню.

– Да» он святой человек, и в этом нет сомнений. Вот почему я попытаюсь вырвать его из когтей Каиафы.

Слуга принес жаровню, разжег угли и сообщил, что какой-то человек хочет срочно встретиться с хозяином дома.

– Приведи его немедленно, – приказал Иосиф.

От человека, вернее, от накидки вошедшего сразу повеяло холодом. Он приоткрыл лицо, и сразу стало ясно, что это мужчина в расцвете лет. Иосиф протянул соглядатаю кубок вина и спросил, какие новости тот принес.

– Охранники Храма и вооруженные римские солдаты отправились в Гефсиманский сад, чтобы арестовать Иисуса. Охрану Храма возглавляет Годолия. Он взял с собой человека по прозвищу Искариот, а его имя Иуда. Я покинул их на полпути. Ефрем будет следовать за ними и обо всем разузнает.

Иосиф протянул ему серебряную монету, и человек ушел.

– Они делают это глубокой ночью! – воскликнул Никодим. – Они боятся Иисуса! А Пилат выделил вооруженный отряд! Что все это значит?

– Что Пилат не намерен позволить Синедриону самостоятельно вершить это дело!

– Но что мы будем делать?

– Ляжем спать. Я уверен, что Синедрион будет созван очень скоро. Ты можешь переночевать здесь. Полагаю, так будет удобнее.

Никодим согласился. Иосиф приказал постелить ему и дать меховые одеяла. Слуги погасили светильники во всех комнатах, кроме прихожей. В жаровнях потрескивали угли. Пяденицы и ночные бабочки, застигнутые врасплох холодом этой апрельской ночи, облепили стены, побеленные известкой.

Во дворце Ирода уснули даже неугомонные гепарды, которым надоело бесконечно зевать и вытягиваться всем телом. Четверо стражников у портика держались как можно ближе к факелам, чтобы хоть немного согреться. Время от времени на их шлемы падала капелька смолы. Время от времени они топали ногами и украдкой делали глоток крепкого вина из бурдюка, спрятанного под окном, хотя это было строжайше запрещено. И именно поэтому они не услышали, как в нескольких шагах от них скрипнула дверь. Да даже если бы и услышали, то не обратили бы внимания. Подумаешь! Повар, уходящий поздно после того, как нафаршировал несколько птиц и вычистил несколько горшков.

Однако это был не повар. Это была девушка, закутавшаяся в плотную накидку из верблюжьей шкуры. Она шла очень быстро, стараясь не упасть в сточную канаву. Завернула за один угол, потом за другой, наконец остановилась около какого дома и трижды постучала. Дверь открылась. На пороге появился слуга, который поклонился ей так низко, как только мог.

– Ваше Высочество ждут, – сказал он.

Девушка хорошо знала дорогу. Она ловко взбежала по лестнице, ведущей на второй этаж.

– Входи, Саломия, входи, – сказала старая женщина, скрючившаяся на диване между двух жаровен.

С ее морщинистой шеи свисали тяжелые гранатовые бусы, царское украшение, свидетельствовавшее, что она, Мария, дочь первосвященника Симона, была одной из жен Ирода Антипатра, прозванного Великим, и матерью тетрарха Ирода Антипы. Черное платье указывало на то, что она была вдовой. Ее второй муж Клеопа умер несколько лет назад. Сидевшая у ее ног еще одна Мария, дочь одного из ее сыновей и сестра покойного Лазаря, та, что умастила благовониями голову, руки и ноги Иисуса, подняла глаза, потом встала, чтобы поцеловать руку своей родственницы.