Человек смотрящий - [3]
Базальтовая статуя Клеопатры VII с рогом изобилия (51–30 г. до н. э.) © Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург, Россия / De Agostini Picture Library / S. Vannini / Bridgeman Images
Она одна в фокусе, остальное размыто; она в центре всего; она заставляет других пасть перед ней на колени; она словно гордая орлица в своем головном уборе из золотых пластин, имитирующих перья; она беззастенчиво демонстрирует свою грудь в низком вырезе платья; она монументальна, как парадная лестница за ее спиной. Да, этот образ больше говорит о вкусах и амбициях XX века, чем о временах Клеопатры, но взгляд ее имел такую же силу, и она так же приковывала к себе взгляды людей. Она точно так же находилась в центре визуального силового поля. Жаль, что нам не дано видеть все то, из чего складывалась зрительная жизнь Клеопатры.
Соединив мой собственный визуальный опыт с опытом всех тех, кто вроде меня с трудом продирается через книги, а также с опытом великих «смотрящих», вроде Сезанна, и могущественных избранных, вроде Клеопатры, мы сможем приблизиться к пониманию того, насколько визуальный опыт человека богат и разнообразен. Гиды определены, можно отправляться в путешествие. Но как оно будет происходить?
Давайте начнем с того, как оно происходить не будет. В процессе подготовки я читал разные труды о психологии и философии зрения, об отношениях власти и образа и т. д. Из них я извлек много полезного для себя в плане содержания, но не формы. По мне, подобные сочинения представляют собой бесконечные комментарии к комментариям, полемику внутри полемики. Кажется, будто ты попал в собрание философов, куда ни глянь – Сократ, Декарт, Жиль Делёз, Морис Мерло-Понти, Сьюзен Зонтаг… И все обстоятельно что-то друг другу доказывают. То ли у них званый ужин для посвященных, то ли научная конференция, то ли все они – персонажи рафаэлевской фрески «Афинская школа». Надеюсь, в моей книге меньше статики и больше динамики: это не званый ужин, а роуд-муви, фильм-путешествие. В дороге мы повстречаемся с некоторыми из упомянутых мыслителей, но вместо того, чтобы устроить нам коллоквиум на сотню страниц, они ограничатся кратким советом и укажут, куда ехать дальше. Моя книга написана создателем образов, а не создателем слов. Она о зрительном акте: что, где и когда мы видим и как это на нас влияет. Здесь есть скрытая драма, которую подметил Жан Старобинский в книге «Живой глаз», обратив наше внимание на то, что зрительное восприятие сопровождается «ожиданием, беспокойством, опасением, осмотрительностью и желанием себя обезопасить».
«Клеопатра», Джозеф Манкевич, Рубен Мамулян / Twentieth Century Fox Film Corporation; MCL Films S.A; Walwa Films S.A., USA-Switzerland-UK, 1963
Эта книга – не всеобщая история визуального восприятия. Понадобилась бы тысяча таких томов, чтобы описать все, что мы видим – и как видим, охватить миллиарды взглядов, их эстетику и воздействие. Мы же сфокусируемся на отдельных моментах человеческого ви́дения, дадим их крупным планом и смонтируем в расчете на то, что они сумеют дать представление и о всех прочих. Что происходило в зрительном плане, когда случилось извержение Везувия, или когда в 1258 году был разрушен Багдад, жемчужина Востока, или когда состоялись первые в истории Олимпийские игры, или когда Пабло Пикассо пытался с помощью живописных образов выразить те чувства, которые всколыхнула в нем бомбардировка немецко-итальянскими ВВС баскской Герники 26 апреля 1937 года? Такие моменты оставили свой несмываемый след на всей мировой культуре.
Психологи и нейробиологи сделали ряд важных открытий относительно того, как происходит развитие ребенка, как глубокие структуры мозга участвуют в переработке зрительной информации. Все это очень интересно, и я многое уяснил для себя, ознакомившись с результатами научных исследований, однако пересказывать их не входит в мои планы. К науке я обращаюсь только тогда, когда это по-новому высвечивает предмет обсуждения. Я начинаю с рождения ребенка, а оттуда сразу перехожу к другим, как мне кажется, наиболее интересным моментам в развитии зрительного восприятия.
Большинство историй по-прежнему пишутся мне подобными – белыми мужчинами западной культуры, – но здесь, как и во всей моей предыдущей работе, я стараюсь излагать не только «западную», или «мужскую», или «белую» версию истории. Попытка соединить историю индивидуального зрения и зрения, присущего человеку как биологическому виду, ведет к тому, что временнáя шкала и масштаб моего повествования то и дело меняются – с «микро» на «макро» и обратно.
В заключение воспользуюсь еще одной подсказкой Сезанна. Его процитированное выше письмо говорит не только о том, что наше зрение вбирает в себя все, что мы видели; важно еще, как мы это увидели и что сделали с увиденным. Кроме того, смотреть – значит постигать пространство; значит идти вперед, распознавать, желать дотянуться, препарировать, учиться. Это и наши визуальные потрясения, волны эмоций, которые поднимаются в нас под впечатлением от видимого мира. Это все те мгновения, когда мы смотрели на ребенка, или на любимого человека, или на своих родных, и те чувства, которые мы при этом испытывали; это то, насколько мы эти чувства в себе сохранили и насколько способны вызвать их в памяти.
