Человек Системы - [52]

Ну а кроме того, развернутая Мао Цзэдуном кампания против значительной части работников партии, государства, экономики, науки и культуры, так или иначе связанных с Советским Союзом, учившихся или бывавших у нас, сотрудничавших с нашими работниками, естественно, генерировала антисоветизм, острую враждебность к нашей стране и нашей партии.

Как бы то ни было, 14 июня 1963 года, буквально накануне открытия в Москве Пленума ЦК по идеологическим вопросам (он был намечен на 18–21 июня), в Китае было опубликовано письмо в адрес ЦК КПСС, атаковавшее по всему фронту советскую политику, руководство нашей партии и страны и, конечно же, XX и XXII съезды КПСС. Это было воспринято советским руководством как открытый вызов, свидетельство полной непримиримости тогдашних лидеров КНР, тем более что происходило все в канун давно ожидавшихся переговоров представителей двух партий — КПСС и КПК, которые должны были состояться (и состоялись) в начале следующего месяца в Москве.

Участники Пленума были ознакомлены с китайским письмом. И в центре внимания Пленума, естественно, оказались вопросы, главные в советско-китайской дискуссии, а не абстракционисты, не грехи литераторов, а значит, и не посвященные этим темам разделы идеологической речи Л.Ф.Ильичева (хотя ему, конечно, пришлось на ходу переориентироваться, учесть изменившуюся обстановку). «Большая интрига» наших идеологов села на мель.

Стержнем идеологической жизни вновь стали действительно важные проблемы внутренней жизни и международных отношений. Такие, как борьба против ядерной угрозы, за утверждение принципов мирного сосуществования и разоружение (это был актуальный, требующий обоснования вопрос, так как Хрущев пошел на односторонние меры по сокращению вооруженных сил, чтобы высвободить средства, необходимые для решения особенно острых внутренних проблем) и, конечно, преодоление последствий культа личности Сталина, укрепление законности, развитие демократии, повышение благосостояния советских людей.

Когда эти проблемы стали объектом не только внутренних обсуждений, но и большой международной дискуссии, втянувшей а свою орбиту все социалистические страны, международное коммунистическое движение (это произошло как раз в 1962–1963 годах), очевидной стала необходимость более тщательной теоретической проработки затрагиваемых в дискуссии проблем. Тем более что поначалу Н.С.Хрущев был к этому настроен довольно легкомысленно, позволял себе неряшливые высказывания, чем не преминули воспользоваться оппоненты.

А это значило, что настал, так сказать, «звездный час» теоретических работников аппарата ЦК КПСС, и в первую очередь обоих его международных отделов, их консультантов. Я тогда еще работал в ИМЭМО, хотя большую часть времени выполнял задания Центрального Комитета (и имел уже к тому времени официальное предложение перейти в ЦК на консультантскую должность). Так получилось, что я был официально назначен советником нашей делегации на переговорах представителей КПСС и КПК.

Очень хорошо помню сами переговоры. Проходили они 5—20 июля 1963 года в совсем новом тогда Доме приемов на Воробьевском шоссе — большом, роскошном, хотя и не очень приспособленном для такой работы зданий. Сразу же определился весьма своеобразный ритм переговоров. Это были даже, скорее, не переговоры, а тягучий, длившийся две недели, последовательный обмен односторонними декларациями, во-первых, вразнос критикующими другую сторону, а во-вторых, отстаивающими свою правоту и марксистскую ортодоксальность.

Проходил он так, Выступал советский представитель и зачитывал свое заявление (другие члены делегации, насколько я помню, изредка дополняли его своими, заранее согласованными, сообщениями). После этого заседание закрывалось. Как мы понимали, китайские товарищи шли в свое посольство и отправляли шифротелеграммой текст нашего заявления (наверное, со своими комментариями и предложениями) в Пекин. После чего ждали оттуда ответа — у нас сложилось тогда впечатление — в виде готового текста ответного выступления^{11}. На следующий день они его зачитывали, и заседание снова прерывалось, а у членов и советников нашей делегации начиналась работа, занимавшая, как правило, всю ночь; мы готовили следующее заявление, которое глава нашей делегации М.А.Суслов зачитывал на следующий день.

Но в разгар этих странных переговоров группа советников нашей делегации была брошена на другое срочное задание — подготовку «Открытого письма Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза», адресованного, как разъяснялось в подзаголовке, всем партийным организациям, всем коммунистам Советского Союза, а фактически, конечно, всему миру. Этот документ (весьма пространный — он занял несколько полос в «Правде», а в изданной вскоре брошюре более 60 страниц) был написан в рекордные сроки: мы, готовившие его первоначальный текст, работали в здании ЦК, не выходя из помещения часов около тридцати (день, ночь и часть следующего дня), и страницу за страницей передавали секретарям ЦК на редактуру (ее «швы» в некоторых местах текста бросаются в глаза). 14 июля «Открытое письмо» вместе с китайским «Открытым письмом» нам от 14 июня было опубликовано