Человек сидящий - [41]

После того как поочередно были обыграны Василий Дмитриевич и Перец, с дивана, а у отставного генерала имелась и такая роскошь, встал худощавый зэк — калмык Арслан. Он снял робу и подошел к столу. По тому, как он взял ракетку и сделал первые удары, стало понятно все. Был он покером в генеральской колоде, кандидат в мастера спорта, найденный в отряде для рецидивистов.

Оказались мы с ним примерно одного уровня. Василий Дмитриевич наслаждался. Перец ревновал.

— Повезло, сыграем еще, — сказал он мне.

Играли потом не раз, и мне снова везло.

А вот с Арсланом битвы были настоящие.

Скоро Василий Дмитриевич уговорил начальника колонии и у нас появилась теннисная секция. Играть мы стали по официальному разрешению. Обычно раз, а иногда даже два в неделю. Снять на время робу, надеть шорты и футболку, а после этого чудесного часа сходить в душ — несказанное удовольствие для арестанта, которому мыться положено раз в неделю.

Продлилось это недолго — через пару месяцев Василию Дмитриевичу смягчили режим и перевели в колонию-поселение. В школу назначили старшим дневальным другого генерала, но из системы МВД, и секция заглохла. Нам было с ним скучно, а ему с нами страшно — как бы чего не вышло. Стол был собран и стоял в закутке.

Но еще до перевода Василия Дмитриевича мы с Арсланом успели обнаглеть и заказали с воли профессиональные ракетки. Чтобы получать от игры подлинное наслаждение. Разрешение было выбить непросто, но мы получили.

Получив, полюбовались и сложили в баулы, играть стало негде.

Лежала ракетка долго. Время от времени я вечерами доставал ее, смотрел на гладкую цепкую поверхность резины накладок — черная с одной стороны, красная с другой, такие правила. Накладки могут иметь разные свойства, тогда стороны ракетки играют по-разному, чтобы соперник знал, какой стороной ты играешь, придумали делать накладки разноцветными. Но здесь это никому не важно. Обман здесь имеет значение, лишь если он вскрыт. И все же ракетка давала связь с жизнью, той, которая не остановилась. Я полюбил просто держать ее в руках. Она была из мира, где люди участвуют в соревнованиях и ходят тренироваться, когда они захотят, выбирают, с кем и когда это делать. У них красивые спортивные костюмы и хорошая обувь. У них никто не спросит, зачем тебе такая ракетка.

А Евгений Иванович хотел знать именно это.

Позавчера он пришел с обыском в наш барак. С ним были еще безопасники, спецназ и собаки. Ничего необычного в этом нет, если в штате есть спецназ и собаки, им надо что-то делать. Специально для них придуманы такие вот «обысковые мероприятия», когда весь отряд выгоняют из барака на улицу, люди строятся рядами и ждут, пока будет проведен тотальный шмон. Недовольных выносят. Зэки не любят, когда их носят, они любят ходить сами, потому недовольные встречаются редко.

Тут он и нашел в моей тумбочке ракетку, и я сам был виноват, в тумбочке может храниться минимум предметов, и список их строго ограничен. Ракетки для настольного тенниса там точно нет.

— Так что будем делать? — задумался Иваныч. — Хранить тебе ее у себя нельзя, в перечень разрешенных вещей не входит.

— Не входит, — кивнул я.

Он очень любил инструкции. В лагерной системе инструкций великое множество, и меняются они с чрезвычайной скоростью. Евгений Иванович не переживал. Он выучивал то, что успевал, и требовал от всех исполнения того, что он помнил. Того, чего он не помнил или не знал, для него не существовало.

Сейчас он явно подыскивал какую-то инструкцию.

— Запрещенные предметы подлежат уничтожению, — проговорил он наконец.

— Евгений Иванович, — сказал я ему, — ракетка представляет собой ценность, вы согласны?

— Да, — ответил он, но не согласился на самом деле.

Он не мог смириться с тем, что это можно считать ценностью. Он искренне считал, что такие деньги на ракетку могут тратить только дураки. Но дураков всегда жаль, на это я и рассчитывал.

— Я нашел приказ начальника 2001 года о том, что все ценные спортивные и культурные предметы должны храниться в клубе. Там так и написано: «ценные спортивные и культурные предметы».

Приказ мне помог отыскать завхоз клуба.

— Покажи, — обрадовался Евгений Иванович.

И забрал у меня документ.

Через неделю он передал мою ракетку в клуб. Попутно я сумел договориться с ним, что буду забирать ее к себе в барак для ухода.

— Ценные вещи требуют ухода, — пояснил я Евгению Ивановичу.

— Отстань от меня со своей ракеткой, — искренне попросил он.

Я отстал. Ценный спортивный предмет так и лежал у меня в бауле. Если его находили при шмоне, я говорил, что мне лично разрешил Евгений Иванович. Никто не проверял.

Иногда перед отбоем я раскладывал на кровати фотографии и клал рядом ракетку. Она так и осталась вещью с воли и не срослась с тюрьмой.

Ненадолго становилось хорошо. Там никогда не становится хорошо надолго.

Когда освободился, ракетку я оставил в клубе, как и обещал Евгению Ивановичу.

Взросление

Аслан был молодым осетином из очень хорошей московской семьи.

Он так и сообщил об этом завхозу сразу, при первом разговоре, как только его привели из карантина. Завхозу, тоже молодому осетину из хорошей семьи, но из-под Владикавказа, это понравилось.