Человек сидящий - [37]
Но иногда во время службы Падре, на которого обычно никто не обращал внимания, вставал. Всегда на одном и том же месте.
— Да воскреснет Бог, — запевал он баритоном, он явно любил эту молитву.
Профессионально поставленный голос мастера. Он не был в это время в арестантской церквушке, он вещал с амвона кафедрального собора, он поднимал к себе лица. Допев, он снова садился, но не клал подбородок на ладони. Смотрел прямо и уверенно. Ни страха, ни заискивания в его лице не было.
Это и был тот самый, обласканный правителями и уверенный жрец из высоких сфер, которому не каждый достоин шептать о своих грехах, совсем не каждый. И слухи о богатствах и влиянии тогда казались не слухами. И тюрьма его казалась временной опалой, что непременно сменится на милость.
Потом он снова клал подбородок на скрещенные ладони, опертые на трость, и молчал. Становился обычным.
Священник переламывал паузу, он не мог привыкнуть к такому и продолжал службу.
Падре уходил.
Когда он освобождался условно-досрочно, против не выступили ни прокурор, ни высокие потерпевшие. Может, закончилась опала, а может, о нем просто забыли.
Он не остался в памяти ни злым, ни добрым, он юродствовал притворно, но страдал по-настоящему и так прожил свои арестантские годы. Освободился и пошел неизвестно куда, но наверняка туда, куда никогда не попадет никто из тех, кто его жалел или презирал в тюрьме.
Лишь одно точно — ему не было легче, чем другим.
Зона с каждого забирает сполна.
Палка-воспиталка
Максуд всегда считал себя умным и порядочным, не скрывал этого, но с ним не соглашались и полагали его бесполезной дрянью, что было правдой. Он немного прихватил из школьного образования и мог с минимумом ошибок написать рапорт на отпуск, что оказалось вполне достаточным для службы в колонии. Инспектор отдела безопасности. Инспектор. Он любил это слово.
Маленький, с подпрыгивающей походкой и глазами навыкате, он был ненавидим всеми арестантами. Безопасник — должность сомнительная. Выполнять план по наказаниям зэков, рыскать по баракам в поисках добычи: уснувшего сидельца, замотанного многосуточной работой, бедолаги, что вынес кусок хлеба из столовой, чтобы съесть потом с чаем, оставленную в тумбочке бритву или завешенную полотенцем прикроватную бирку — все это для людей дрянных. Но Максуд сомнениями не терзался и без колебаний согласился бы повторить свою жизнь.
Зона, где он пребывал сутки через трое, предназначалась для бывших сотрудников, режим общий, люди стремились освободиться условно-досрочно и сопротивления не оказывали. Безропотно просили пожалеть на первый (второй, третий) раз, приносили сигареты и конфеты из скудных запасов, и Максуд иногда прощал. Чувствовал он себя при этом важным человеком, нужным.
— Ну идите, вопросов к вам больше нет, — пытаясь быть вальяжным и оттого заикаясь, говорил он, и зэк семенил.
Обращался он ко всем исключительно на «вы». Облегчения это никому не приносило.
Зона не существует без сильных людей.
Гарик был сильным. Мент старой закалки, он относился к тем, кто не боится никого. Их было трое в зоне, ментов из одного городка, которые держали там, на воле, порядок, как они его видели. Статьи у них были тяжкие, с трупами тех, кто бандитствовал и с их порядком не считался. Времена стояли суровые, 90-е годы, правых и виноватых не найти. Долго они просидели на централах, суд наконец разродился приговором, все через какое-то время собрались со строгих зон в одной, где и рыскал безопасник Максуд. Втроем они держались жестко, и прогнуть их не сумел никто.
Очень скоро Гарик стал завхозом в отряде, старшим над сотней зэков. Для своих пятидесяти лет он был силен, бояться не умел, но при этом осторожен и умен. Уважение пришло к нему быстро, и он умело им пользовался.
Пути Максуда и Гарика должны были пересечься. По мелочам это происходило, Максуд бродил и по его бараку, искрило, как без этого, но взрывы обходили стороной. Гарик не прогибался, отстаивал сидельцев, которых безопасник пытался актировать на взыскание. Максуда стало это раздражать.
Первый месяц лета выпал жарким, и Гарик, получив добро от хозяина, затеял небольшой ремонт — обшивку стены барака снаружи. Барак ставили зэки, и стены продувались насквозь, это был непорядок, Гарик такого не любил. Кто сколько мог скинулись, втридорога, а какие еще могут быть варианты для зэка, закупились необходимым и начали работу.
Максуд принял решение. Пришло время поставить на место дерзкого зэка.
Как-то днем, когда трое подопечных Гарика под его присмотром возились с обшивкой, мучаясь с кривыми стенами, в локальный участок барака зашел Максуд.
— Чего это они у вас без курток? — спросил он у Гарика, подойдя к нему вплотную.
Зэки действительно сняли их, в жару администрация закрывала на это глаза для «осужденных, занятых на ремонтных работах».
— Так хозяин не против, парни на зону работают, — сверху вниз отвесил Гарик. Он был уверен в своей правоте.
Но Максуд был настроен на результат.
— Всех забираю в дежурную часть, с вас объяснение, — заикаясь высказался он и увел строителей.
Нарушение формы одежды означает безусловное наказание. Снять на улице куртку, в обиходе — лепень, грозит ШИЗО.
«Антиутопия, также дистопия (Dystopia букв. «плохое место» от греч. δυσ «отрицание» + греч. τόπος «место») и какотопия (Kakotopia от греч. κακός «плохой») — сообщество или общество, представляющееся нежелательным, отталкивающим или пугающим. Для антиутопий характерны дегуманизация, тоталитарная система правления, экологические катастрофы и другие явления, связанные с упадком общества» («Википедия»)«Плохое место. Проклятое место. Здесь живут призраки прошлого, и порой они живее всех живых. Очертания будущего размыты, и мы идём, крепко держа за костлявую руку скелет из нашего общего шкафа.
Как вести себя на допросе, что делать, если вам подбросили что-то запрещенное, как обжаловать несправедливый приговор, какие российские правозащитные организации могут помочь и как обращаться в Европейский суд по правам человека? Алексей Федяров, глава правового департамента фонда «Русь сидящая», объясняет, как действовать тем, кто стал жертвой несправедливости. Автор рассказывает, как и почему российские суды выносят несправедливые и необоснованные приговоры и каким образом силовики фабрикуют и фальсифицируют уголовные дела. Анализ проводится по трем категориям: о наркотиках, экономических и политически мотивированных делах – в том числе самых последних, связанных с событиями в Москве летом 2019-го (дела Голунова, Котова, Устинова и др.). Вместе с известными правозащитниками и адвокатами, такими как А.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.