Человек сидящий - [26]

Апелляция поддержала прокурора, и постановление об освобождении Валерия Павловича отменили.

Он просидел еще полгода, когда вновь наступило его законное право на УДО. Снова собрал документы и снова подал. Суд назначили через два месяца, потом отложили, потом еще отложили.

И в этот раз рассмотрение тоже прошло быстро. И снова судья постановил его отпустить.

Но в этот раз он вышел на седьмой день.

Потому что в этот день истек его срок, три года зоны.

Вера Сергеевна дождалась.

Буйко и Толян

— А у нас в саду сейчас черешни цветут. — Это Буйко начинал говорить с марта.

К апрелю в его ставропольских садах появлялась первая ягода, а в июне он уже высаживал картошку второго урожая.

Тагильский климат весной особо тосклив, поэтому Буйко не обрывали. Пусть картошка колосится по три раза в году, кому от этого плохо.

Он был суровым последователем здорового образа жизни. Разговоры о выпивке и наркотиках прерывал жестко.

— Пропащие вы, что с вас взять, так и сдохнете по теплотрассам. — Нос его при этом подрагивал.

Нос был говорящий, он рос из отечных щек много пившего человека и сам был отечный и в синих звездочках.

— Да, пил, было, — с вызовом обрубал он редкие насмешки, — все музыканты пьют, но главное — понять и остановиться. Свет должен внутри зажечься.

Про свет внутри было красиво. Он был трубачом в военном оркестре и гордился этим. Сел за пакетик марихуаны, которую открыто покуривала вся его воинская часть, но про это говорить не любил. Его и не спрашивали. Ну сделал какой-то мент палку себе, посадил мужика за траву — да здесь ползоны таких. Чего расспрашивать.

Он был очень нужный человек: уборщик. Хороший, качественный уборщик, работал добровольно, платили ему сигаретами, сахаром, конфетами, а за эту валюту в зоне можно купить все.

Работа уборщика мужицкая, зазорного для бедолаги в ней нет. А Буйко в свои пятьдесят пять был бедолагой. Жена не могла ему помогать, нужд хватало в их маленьком хозяйстве. Он и не просил. Работал, жил на свое. Брал дороже других уборщиков, их всегда не хватало, мало кто идет на эту работу, но завышал он цены не поэтому, а потому, что делал свое дело ответственно и ценил труд.

Он ни с кем не дружил, перед проверками, когда отряд в ожидании сотрудника с ящиком карточек бродил по локальному участку, ходил один вдоль стены барака или, замирая на месте, перекачивался с пятки на носок. Он был далеко в эти моменты.

Когда-то давно у него был здесь друг, утомленный боярышником сиделец, родом из Тагила — Толян, убежденный алкоголик. Сидеть ему было недолго, 228-я, тоже знаменитые шесть грамм марихуаны, ровно на состав, и полтора года срока.

Буйко взялся за него по-настоящему и перевоспитал. Вот так, просто взял и вернул алкоголика в жизнь. Зажег внутренний свет. Толян освободился, устроился работать на завод, не пил и ждал, когда освободится Буйко, чтобы встретить его и отвезти на поезд.

— Только ты имей в виду, я остаться не смогу у тебя в гостях, уеду в этот же день, домой надо, — готовил друга Буйко незадолго до УДО.

Никаких проблем с условно-досрочным освобождением у него не предвиделось, характеристики ему администрация дала хорошие и перед судом ходатайствовала об освобождении. Суд внял, и друзья жили ожиданием встречи. Расстраивало их только то, что жена Толяна, а он недавно женился, работает и не сможет познакомиться с благодетелем.

— Вот, воспитал же парня, а вы пропащие, — с укоризной говорил Буйко варившим чифир сидельцам.

Провожали его хорошо, по-доброму, обниматься не лезли: дорого брал за работу, — но и вслед не плевали, все-таки убирался хорошо и зла не чинил.

На следующий день позвонили Толяну, узнать, как встретил и проводил друга.

— А он тут еще, — просто ответил Толян.

Друга он встретил, они поели чебуреков в кафе и поехали на вокзал. Поезд был через два часа, и Толян, обняв своего сенсея, поехал на смену. Но тут у сенсея погас внутренний свет.

В полночь Толяну пришлось отпрашиваться с работы. Голос Буйко в телефоне искрился счастьем и сомнений не оставлял. Он не усидел на вокзале и вернулся в чебуречную. Пиво подточило стойкость. Водка вернула гармоничность, и нос Буйко стал соответствовать его внутреннему содержанию. Чебуречная закрылась в 23:00, через полчаса Буйко был в отделе полиции, в час его забрал Толян.

Дважды за сутки освобожденный Буйко требовал водки, продажной любви и настойчиво пытался вывести из ремиссии бывшего алкоголика Толяна. Но не смог. Толян не поддался искусу и привез друга домой. Забылся тот только под утро, проснулся через пару часов, испросил водки, пострадал ее отсутствием, снова заснул и снова проснулся с той же просьбой. В одно из пробуждений он познакомился с женой Толяна, которая смотрела на него с удивлением, но жалела.

К вечеру, когда Толяну позвонили с зоны, он с Буйко был на вокзале. Это была попытка номер два. Свет внутри Буйко снова замерцал. Он молчал. Он был разбит и подавлен, но черешня звала его в сад, где три раза в году урождается картошка.

Толяну пришлось купить ему билет, дорожные деньги поглотила чебуречная. Жена Толяна собрала в дорогу еды. Со второй попытки друг уехал.