Человек сидящий - [22]
Реальность разочаровала. Большинство зэков в зоне оказались обычными мужичками, когда-то давно отслужившими срочную службу во внутренних войсках. Они уже все забыли, и порядку их надо было учить заново. Еще были совсем невоенные — помощники судей и прочие гастролеры. Они смотрели испуганно и готовы были делать все, что он скажет, но делали плохо, без огонька. А Беричев любил армейский бессмысленный задор, чтобы взял лопату и побежал. Куда — неважно.
Но самыми неприятными оказались бывшие опера, следователи и разные прокуроры. Они бояться не хотели, а некоторые даже не умели, делали все в точности и аккуратно, но видно было, что строем они никогда не ходили и перестанут сразу, как он отвернется. Хорошо, что этих было мало.
Николай старался. И дослужился до и. о. начальника отдела. Оставалось убрать две эти буквы.
Должность усилила его страсть к армейскому регулированию всего и вся. Он измерял высоту бордюров и заставлял их белить. Листья, лежавшие на асфальте, вызывали в нем ярость. Отряд, шагавший нестройно, приводил в истерику.
Он начал читать тюремные инструкции. Это было зря, фсиновские инструкции выполнять бессмысленно, они написаны не для того, они — традиция, чтобы всегда было за что наказать и сотрудника, и зэка.
Беричев наткнулся на приказ об утверждении графиков работы электроприборов в отрядах и прочел его.
Наутро он пошел по баракам. Все оказалось хуже, чем можно было представить. Графики имелись только для стиральных машин. Без графиков работали микроволновые печи, чайники, телевизоры, о графиках никто не слышал, и это было возмутительно.
Завхозы были вызваны и задания даны. Арестанты сели за графики. Завхозы из назначенных недавно ругались. Каждый чайник и каждая лампочка в зоне куплены сидельцами, оплачены их матерями и женами. Факт, что это воспринимается как должное, раздражал. Но сделать было ничего нельзя. Да и не так уж это сложно — установить время работы электроприбора.
За исключением холодильника. График работы холодильника составить сложно.
В обещанный день Беричев пошел по отрядам.
— Что это? — спрашивал он у очередного завхоза.
— Холодильник, — говорили ему.
— Почему без графика?
— А как? — отвечали ему вопросом.
— Есть приказ, — говорил он.
— Так не может холодильник работать два часа в сутки. Сгниет все.
— Я сказал.
— Хорошо.
— Что хорошо?
— Так и заявим: Беричев сказал, пусть гниет.
— Кому?
— Ну кто на обход придет.
Это был коллапс. На обход каждую неделю по пятницам выходил начальник колонии. Большой, грузный мужчина, он внешне был антиподом подтянутого и спортивного Николая, был он антиподом и по сути: жесток к подчиненным и крайне жесток к арестантам, а солдафон Беричев жестокость не приветствовал.
Гниющие продукты начальник бы ему не простил.
От барака к бараку настроение капитана падало. Сделать что-либо с графиком работы холодильников было невозможно. А самое скверное, что добрые коллеги уже с утра доложат начальнику о том, как он попал впросак — дал указание, которое зэки не выполняют. И смеются. А что смеялись, сомнений не оставалось.
В бараке предпоследнего в его невеселом рейде отряда Беричев увидел работающие холодильники и аккуратно написанные графики на их дверях. Завхоз — бывший старый сибирский мент — был спокоен. Беричев подошел к графикам. Прочитал. Засмеялся. Громко и по-настоящему весело. Он увидел спасение. График работы холодильников был безупречен: с понедельника по воскресенье включительно. И главное — график имелся. И ничего не собиралось гнить.
— Как догадался? — спросил он завхоза.
— Сижу давно, — просто ответил тот.
Эта ли история дошла до начальника, а может быть, что-то еще. Однако факт, что принимающие решения поняли: нет в Беричеве той истинной вертухайской подлости, без которой нельзя быть начальником отдела безопасности в колонии для бывших ментов. Да и в любой другой. Он не стал начальником отдела, не станет и майором ФСИН, его уволили, и мне кажется, что это хорошо для него.
Когда человек уходит с зоны, неважно, уволенный сотрудник или освобожденный арестант, — это хорошо.
Армия подходила ему, но ее у него отняли, в зоне он старался, но зона его не приняла. Все куда-то пристраиваются, и он не пропадет. Не думаю, что он о ком-то из зэков переживает.
Но точно знаю, что зэки его вспоминают без злобы.
Грань
В кубрике Кирилла Сергеева всегда было приоткрыто окно. Он не мог иначе. В Тагиле невозможно спать с открытыми окнами, тут редко комфортно, обычно или холодно, или душно. Быстро привыкаешь, что за окном снег, дождь или разноцветный туман от химического производства по соседству с колонией. Туман этот остро вонюч, и от него болит слизистая в носу и горле, придышаться к нему невозможно.
Но у Кирилла всегда было приоткрыто окно.
В кубрике у него стояли две шконки, и обе одноярусные, это роскошные условия. Отделал комнату он себе сам, из остатков материалов, что зэки закупали на ремонт барака. Потому интерьер у него был эклектичен — обои и ламинат разных цветов, но смотрелось естественно. Там были и икона, и кружевные занавески на окнах, тоже из остатков.
Напоминало домик в деревне, а сам он был похож на начинающего встречать старость, но вполне бодрого деда — высокий, седой, с длинными мускулистыми руками и большими грубыми ладонями старого слесаря.
«Антиутопия, также дистопия (Dystopia букв. «плохое место» от греч. δυσ «отрицание» + греч. τόπος «место») и какотопия (Kakotopia от греч. κακός «плохой») — сообщество или общество, представляющееся нежелательным, отталкивающим или пугающим. Для антиутопий характерны дегуманизация, тоталитарная система правления, экологические катастрофы и другие явления, связанные с упадком общества» («Википедия»)«Плохое место. Проклятое место. Здесь живут призраки прошлого, и порой они живее всех живых. Очертания будущего размыты, и мы идём, крепко держа за костлявую руку скелет из нашего общего шкафа.
Как вести себя на допросе, что делать, если вам подбросили что-то запрещенное, как обжаловать несправедливый приговор, какие российские правозащитные организации могут помочь и как обращаться в Европейский суд по правам человека? Алексей Федяров, глава правового департамента фонда «Русь сидящая», объясняет, как действовать тем, кто стал жертвой несправедливости. Автор рассказывает, как и почему российские суды выносят несправедливые и необоснованные приговоры и каким образом силовики фабрикуют и фальсифицируют уголовные дела. Анализ проводится по трем категориям: о наркотиках, экономических и политически мотивированных делах – в том числе самых последних, связанных с событиями в Москве летом 2019-го (дела Голунова, Котова, Устинова и др.). Вместе с известными правозащитниками и адвокатами, такими как А.
«Кто лучше знает тебя: приложение в смартфоне или ты сама?» Анна так сильно сомневается в себе, а заодно и в своем бойфренде — хотя тот уже решился сделать ей предложение! — что предпочитает переложить ответственность за свою жизнь на электронную сваху «Кисмет», обещающую подбор идеальной пары. И с этого момента все идет наперекосяк…
Самое завораживающее в этой книге — задача, которую поставил перед собой автор: разгадать тайну смерти. Узнать, что ожидает каждого из нас за тем пределом, что обозначен прекращением дыхания и сердцебиения. Нужно обладать отвагой дебютанта, чтобы отважиться на постижение этой самой мучительной тайны. Талантливый автор романа `После запятой` — дебютант. И его смелость неофита — читатель сам убедится — оправдывает себя. Пусть на многие вопросы ответы так и не найдены — зато читатель приобщается к тайне бьющей вокруг нас живой жизни. Если я и вправду умерла, то кто же будет стирать всю эту одежду? Наверное, ее выбросят.
Елена Чарник – поэт, эссеист. Родилась в Полтаве, окончила Харьковский государственный университет по специальности “русская филология”.Живет в Петербурге. Печаталась в журналах “Новый мир”, “Урал”.
«Меня не покидает странное предчувствие. Кончиками нервов, кожей и еще чем-то неведомым я ощущаю приближение новой жизни. И даже не новой, а просто жизни — потому что все, что случилось до мгновений, когда я пишу эти строки, было иллюзией, миражом, этюдом, написанным невидимыми красками. А жизнь настоящая, во плоти и в достоинстве, вот-вот начнется......Это предчувствие поселилось во мне давно, и в ожидании новой жизни я спешил запечатлеть, как умею, все, что было. А может быть, и не было».Роман Кофман«Роман Кофман — действительно один из лучших в мире дирижеров-интерпретаторов»«Телеграф», ВеликобританияВ этой книге представлены две повести Романа Кофмана — поэта, писателя, дирижера, скрипача, композитора, режиссера и педагога.
Счастье – вещь ненадежная, преходящая. Жители шотландского городка и не стремятся к нему. Да и недосуг им замечать отсутствие счастья. Дел по горло. Уютно светятся в вечернем сумраке окна, вьется дымок из труб. Но загляните в эти окна, и увидите, что здешняя жизнь совсем не так благостна, как кажется со стороны. Своя доля печалей осеняет каждую старинную улочку и каждый дом. И каждого жителя. И в одном из этих домов, в кабинете абрикосового цвета, сидит Аня, консультант по вопросам семьи и брака. Будто священник, поджидающий прихожан в темноте исповедальни… И однажды приходят к ней Роза и Гарри, не способные жить друг без друга и опостылевшие друг дружке до смерти.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.