Человек с фасеточными глазами - [96]

– Это событие, эпизод из твоей жизни, о котором ты можешь рассказать. Поэтому это называется эпизодической памятью. Вот еще один пример: помнишь, когда дни рождения жены и сына?

– Конечно, я помню.

– Ну вот. Это семантическая, или фактическая память. Даже если бы ты забыл что-то, все равно мог бы найти, верно? Эти даты записаны в их удостоверениях личности, и даже если бы ты забыл, ну что такого? В принципе, если не было никакой ошибки, их дни рождения везде записываются одинаково, потому что это факты. И у людей есть способы подтвердить факты. В мире, который люди создали для себя, обычно можно найти подобные факты. Ты все еще можешь уразуметь это? – Мужчина кивнул.

– Но эпизодическая память – другое дело. Детали, которые ты помнишь о любом событии, неминуемо отличаются от деталей, которые помнит твоя жена. Верно? Например, когда вы с женой встретились, что ты сказал ей при первой встрече в лесу? Каждый из вас помнит разные детали. Несколько раз вы чуть не поссорились из-за споров об этом, верно? Вы оба вспоминали разные подробности одного и того же эпизода.

Мужчина опускает голову и думает об этом.

– Да, понимаю. А что такое процедурная память?

– Ты ведь уже пару раз взбирался на этот утес, не так ли? Если бы я попросил тебя посмотреть на скалу, смог бы ты более или менее разглядеть маршруты, по которым ты лез наверх?

«Наверное, мог бы», – думает мужчина, но он не слишком уверен. Мужчина мысленно возвращается к двум восхождениям. Когда опытный скалолаз во второй раз идет по определенному маршруту, в памяти всплывают некоторые детали, когда он проделывал это первый раз.

Как бы продолжая ход мыслей мужчины, человек с фасеточными глазами говорит:

– Правильно, определенные детали всплывают в памяти в тот момент, когда пальцы коснутся камня. Это детали, которые обычно не получается вспомнить, как ни старайся. Иногда ты даже смутно помнишь, что при подъеме в том или ином месте видел расщелину. Я прав?

Мужчина с удивлением глядит на человека с фасеточными глазами.

– Человеческий мозг постоянно сплетает нити памяти воедино, но никто об этом не подозревает. Иногда ты даже не знаешь, что сохранилось в твоей памяти. Если бы ты взбирался на эту скалу сотню раз, то, вероятно, не стал бы специально запоминать положение каждого камня или опоры для ног, но твое тело запомнило бы это как само собой разумеющееся. Если бы кто-то сдвинул определенный камень, пальцы на руках и ногах сказали бы тебе об этом в следующий раз, когда ты будешь подниматься.

Мужчина смотрит в глаза человеку с фасеточными глазами, и, кажется, видит знакомую сцену в одном из крохотных омматидий. В общем-то, глаза и голова этого человека такого же размера, как голова и глаза среднего человека, но в его фасеточных глазах по меньшей мере десятки тысяч омматидий, и каждый из них настолько крошечный, что невидим невооруженным глазом. «Но если это так, то как же я могу быть уверен в том, что вижу знакомую сцену?» – задается вопросом мужчина.

– Когда речь заходит о памяти, люди ничем не отличаются от других животных. Я не шучу. Ты, может быть, не поверишь, но даже у морского зайца есть память. Эрик Ричард Кандел, ученый, известный своими исследованиями памяти, как раз и начинал с экспериментов над морским зайцем. К счастью, он пережил Хрустальную ночь, с которой начались систематические преследования евреев нацистами. В противном случае у него не было бы возможности изучать память. В определенном смысле, может быть, Канделу что-то настолько глубоко врезалось в память, что у него не было другого выбора, кроме как исследовать память как таковую.

Человек с фасеточными глазами продолжает:

– У таких животных, как морской заяц, нет полноценной эпизодической или семантической памяти, но у животных с развитым мозгом, по сути дела, есть и эпизодическая, и семантическая, и процедурная память. Совсем как у людей. Перелетные птицы помнят морское побережье, киты помнят лодку, которая загарпунила их, а детеныши тюленей, которым удается избежать уничтожения, будут помнить смертоносное существо в пальто и с дубинкой, которое преследовало их. Я не шучу, они никогда этого не забудут. Но только люди изобрели инструменты для записи памяти.

Мужчина с фасеточными глазами наклоняется и достает из кармана штанов карандаш. Карандаш разломан надвое, но, вне всякого сомнения, все еще может писать.

– Письмо.

Издалека доносятся два приглушенных удара грома. Темные тучи окутывают небо, погода меняется.

– Только что был гром. Это факт, как и то, что мы разговариваем. Но если никто не зафиксирует то, что только что было, в письменной форме, доказательства случившегося останутся лишь в эпизодичекой, смысловой и процедурной памяти двоих, тебя и меня. Но если бы ты облек эти воспоминания в письменную форму, то обнаружил бы, что мозг добавляет огромное количество материала всякий раз, когда создает эпизодическую память. Таким образом, этот мир, реконструированный в письменной форме, еще более приближается к тому, что вы называете «царством природы», он совсем как живой организм.

Человек с фасеточными глазами протягивает руку к гнилому бревну, лежащему неподалеку на земле, и, словно выполняя фокус, вытаскивает оттуда белесую, грубую штуку, похожую на личинку какого-то жука.