Человек с большим будущим - [88]

Храм Святого Андрея оказался красивой беленой часовней, с колокольней и восьмиугольным шпилем. Она располагалась рядом с зеленым парком, неподалеку от центральной тюрьмы. Притормозив у тротуара, водитель привлек внимание ватаги уличных мальчишек, игравших на ступеньках храма. При виде автомобиля их лица оживились, они прервали игру и побежали исследовать это занятное устройство. Оставив водителя от них отбиваться, мы с Несокрушимом направились к храму.

Изнутри доносились звуки утренней воскресной службы: английские голоса мучили какой-то несчастный гимн. Я подумал, что то же самое происходит во всех уголках империи, от Окленда до Ванкувера. Каждое воскресенье по всему миру разносятся эти невероятно тоскливые звуки пианино или органа, и под их аккомпанемент плоские, нестройные голоса терзают одну и ту же песню. Эта мысль нагоняла уныние, но в то же время, как ни странно, подбадривала.

Мы вошли сквозь непомерно большие деревянные двери и устроились на скамье в последнем ряду. Я пытался вспомнить, когда мне в последний раз доводилось бывать в церкви не по случаю похорон. Наверное, ни разу с самой свадьбы. Головы прихожан повернулись в нашем направлении и снова отвернулись. «Вперед, Христово воинство» разносилось по церкви.

Я разглядывал церковное убранство. Шотландцы предпочитают оформлять свои храмы в строгой манере: голые стены с арочными окнами, десяток рядов деревянных скамей по обе стороны центрального прохода. С левой стороны узкая деревянная лестница вела полукругом к устроенной на возвышении кафедре, где стоял пастор. Это был крепкий как бык человек с толстой шеей, румяными щеками и седыми волосами стального оттенка. Поверх черной сутаны сияли белый воротник и две ниспадающие крахмальные ленты.

Музыка стихла, и прихожане вернулись на свои места. Пастор подался вперед на своей кафедре, открыл огромную Библию, лежавшую на деревянном аналое, и начал чтение. Это был какой-то текст из Ветхого Завета, из тех дней, когда Бог, судя по всему, скорее руководствовался идеями мести, чем всепрощения.

Голос пастора, сдобренный мощным шотландским акцентом, разносился по церкви подобно раскатам грома.

– …Богами чуждыми они раздражили Его и мерзостями разгневали Его: приносили жертвы бесам, а не Богу…[58]

– Это он? – шепнул я Несокрушиму.

– Не знаю, сэр, но полицейский из здешней таны сказал, что воскресную утреннюю проповедь обычно читает пастор.

– …Соберу на них бедствия и истощу на них стрелы Мои, будут истощены голодом, истреблены горячкой и лютой заразой![59]

Одного у шотландцев не отнять – они здорово умеют пугать адским пламенем. В самом деле, многие представители их духовенства прямо-таки одержимы адом. Не объясняется ли это завистью? В аду, все-таки, гораздо теплее, чем в Шотландии.

Пастор закончил чтение и, выдержав театральную паузу, перешел к проповеди. Голос его гремел, подобно морскому прибою. В моей голове, раскалывающейся от невыносимой жары, роились воспоминания о бесконечном числе других воскресных проповедей. Мне давно уже было не до Бога. Раз он не счел возможным прийти к постели моей жены, когда она нуждалась в нем, я не понимал, почему я должен навещать его дом каждое воскресенье.

Я перестал следить за проповедью, но общая идея была ясна: мы – падшие создания, и только милость Божия спасет нас от адского пламени.

В окна практически не проникал воздух, и прихожане совсем истомились в своих воскресных одеяниях, закупоренных на все пуговицы. Наконец проповедь подошла к завершению, пастор призвал всех встать для молитвы, и по залу прокатилась почти осязаемая волна облегчения. Как только прозвучало заключительное «ступайте с миром», народ не мешкая устремился к выходу. Пастор спустился с кафедры, чтобы попрощаться с паствой. Я подождал, пока скамьи опустеют, и подошел к нему.

– О, новое лицо, – сказал он, широко улыбнувшись. – Всегда приятно видеть новых людей среди прихожан.

Я представился.

– Рад познакомиться с вами, сын мой, – сказал он, пожимая мне руку. – Меня зовут Ганн. Надеюсь, вам понравилась проповедь.

– Она произвела на меня большое впечатление.

– Прекрасно, прекрасно… Полагаю, вы только что получили назначение в Калькутту, капитан? Что же, мы кирка небольшая, но я уверен, что вы будете здесь очень счастливы. – Приход, – пояснил он, уловив мое замешательство. – Он невелик, но мы с большим теплом относимся к новым прихожанам.

– Простите, ваше преподобие, – извинился я, – но меня привело к вам служебное дело.

– Ясно, – кивнул Ганн, и лицо его снова стало серьезным. – Жаль. Нам бы не помешала новая кровь. А ваш друг-индиец, – указал он на Несокрушима, – не хочет ли вступить в наши ряды?

– Вряд ли.

– Да, так, как правило, и бывает с индийцами. Вечно они достаются католикам, – печально вздохнул он. – Думаю, их привлекает театральность католицизма. И еще ладан. Как я должен спасать души суеверных язычников и обращать их к истинной церкви, если у меня нет ничего, кроме гимна «О, благодать» и Библии короля Якова, в то время как католики то покажут мощи святого Франциска Ксаверия, то объявят о новом явлении Девы Марии – и так каждые две недели.