Человек с большим будущим - [22]

Как бы там ни было, предполагаемое недовольство миссис Теббит не имело значения. Я не нарушал никакого закона. Для англичанина в Индии вообще нет почти ничего в строгом смысле противозаконного, и посещение опиумного притона к этим вещам точно не относится. Закон запрещает курить опиум только рабочим из Бирмы, его могут раздобыть даже индийцы с регистрацией. Что же касается китайцев, то им мы вряд ли могли запретить употреблять опиум. Ведь мы дважды воевали с их императорами за право сбывать это проклятое зелье в их государстве. И уж мы его сбывали вовсю – так, что подсадили на него четверть мужского населения. Если подумать, то королеву Викторию можно назвать самым крупным наркоторговцем в истории.

Город был тих в этот час – настолько, насколько вообще бывает тихой Калькутта. Мы двигались в южном направлении, и улицы постепенно становились у́же, а здания – беднее и ободраннее. Казалось, в этих переулках обитают только бездомные собаки и такие же бездомные моряки, нетвердой походкой бредущие из кабака в бордель, спешащие расстаться с остатками жалованья и выйти в море со следующим отливом.

Мы завернули в ничем не примечательный проулок и остановились возле покосившейся двери. Ни окон, ни табличек – просто дверь в стене возле бумажного фонаря, которые так любят китайцы. Я вылез из рикши и заплатил своему провожатому. Мы не произнесли ни слова. Он поблагодарил меня кивком головы и сложил ладони в пранаме, затем подошел к двери, громко постучал и что-то крикнул. Нам отворил коренастый китаец в засаленной рубахе и защитного цвета шортах, которые оставляли открытыми толстые коленки и придавали своему хозяину сходство со стареющим бойскаутом.

Он смерил меня взглядом, оценивая, как фермер оценивает хромую лошадь, раздумывая, пристрелить ее или нет, а потом жестом пригласил войти.

– Быстро, быстро, – скомандовал он, глядя мне за спину и явно не собираясь вести беседу. После недели, проведенной среди заискивающих индийцев, его манера показалась мне на удивление приятной.

Вслед за ним я пересек тускло освещенную прихожую и по узкой лесенке спустился в небольшой коридор, в дальнем конце которого оказался дверной проем, прикрытый выцветшей занавеской. В воздухе висел густой запах опиумного дыма – сладкий, смолистый, плотский. В моем сознании зажглась искорка узнавания. Теперь уже скоро.

Китаец протянул руку ладонью вверх. Я не имел представления, какие там могли быть расценки, поэтому просто вытащил стопку грязных банкнот и отдал китайцу. Тот пересчитал деньги и улыбнулся.

– Жди здесь, – сказал он и исчез за занавеской.

Минута тянулась за минутой. Я терял терпение. Отодвинув занавеску, я заглянул в соседнее помещение. Дрожащий свет керосиновой лампы освещал голые стены и низкие койки – веревочное плетение на деревянном каркасе. Это заведение было явно не для утонченных натур – ни шелковых постелей, ни позолоченных трубок, ни красивых девушек. Настоящий притон для настоящих наркоманов – людей, ничего из себя не представляющих и ничего не ждущих от жизни. Меня это место полностью устраивало. Нет, я не считал себя наркоманом. Ведь я прибегал к наркотику исключительно в медицинских целях. Опиум помогал мне уснуть, а для этого грязная дыра на задворках подходила куда лучше, чем любое элитное заведение, даже несмотря на отсутствие красивых девушек. Основная проблема заведений высокого класса – это качество опиума. Он там слишком хорош. Чистый опиум возбуждает. Вызывает опьянение. Мне не требовалось опьянение. Я хотел погрузиться в забытье, а для этого требовался дешевый вариант: грубая, нечистая, разбавленная дрянь, которую как раз подают в подобных низкопробных притонах, с примесью золы и бог знает чего еще. От нее наступает эйфория, а потом ступор – обезболивающий, оглушающий. Благословенный опиум! Если не считать морфия, то это лучшая вещь на свете.

Наконец ко мне вышла молодая круглолицая женщина китайской наружности. Ее губы и ногти были выкрашены в кроваво-красный цвет, а платье было таким же черным и шелковым, как и волосы, ниспадавшие на изящные плечи и струившиеся вдоль спины. С одной стороны платья шел разрез до самого бедра. Я подумал, что, вероятно, слишком поторопился с оценкой этого притона.

– Прошу вас, идите за мной, сахиб, – пригласила женщина.

Индийское обращение прозвучало столь же неестественно из уст китаянки, как если бы француз запел «Боже, храни короля». Тем не менее я проследовал за ней к койке, стоявшей почти в самом углу обшарпанной комнаты.

– Прошу вас. Располагайтесь, – сказала она, указывая на шаткую деревянную конструкцию. Словом «располагаться» это можно было назвать лишь с натяжкой, но я «расположился».

Женщина скрылась и тут же вернулась с деревянным подносом, на котором стояла простая бамбуковая трубка для курения опиума – длинная, с металлическим креплением, поддерживающим небольшую керамическую чашу. Рядом с трубкой – спиртовая лампа, длинная игла и, конечно, черный шарик опиума, маленький, чуть больше горошины. Опустив поднос на пол, она взяла лежавшую под рукой свечку и стала разжигать лампу. Затем ловко насадила шарик опиума на кончик иглы.