Человек рождается дважды. Книга 2 - [38]

Шрифт
Интервал

— Ну как, Шайхула, доволен работой? — спросил Его Колосов.

— Шибко доволен. Если не выгонишь, буду тут работать весь срок.

Шайхула начал свою работу в мастерских жестянщиком. Он увлёкся литейным делом и перешёл в формовочное. Работа Его так захватила, что он почти не уходил в лагерь. Теперь он работал с таким же упорством, как в недавнем прошлом отказывался от работы. Кто знает, где таится призвание человека, где кроются Его дарования, а стал он безусловно талантливым формовщиком. Даже сверхтрудные детали с внутренними полостями и замысловатой конфигурацией не представляли для него сложности.

— Чего это ты мастеришь? — с любопытством спросил Юра и взглянул на Его работу.

— Приходи, начальник, вечерком, смотреть будешь, удивляться будешь, хохотать будешь. Всё будешь, только ругаться не будешь. Понял? — Он лукаво усмехнулся и снова начал подчищать, ковырять гладилкой.

В дверь заглянул Копчёный и поманил Шайхулу. Тот Ещё раз посмотрел на Юру и вышел.

— Вы посматривайте за этой братией. Чего-то они шушукаются, — заметил Юра пожилому мастеру Горину.

Тот подёргал седой ус и не сразу ответил.

— Любит дело парень, да и понимать хорошо начал. Теперь бы вроде и не до баловства. А с этим чёрным букет они делают. Ну и пусть, лишь бы не шкодничали.

Прибежал диспетчер и позвал Колосова к телефону.

Звонил Краснов. Готовился слёт передовиков производства лагеря. Запрашивали характеристики на Тыличенко, Прохорова и других. Значит, скидка сроков, подумал Юра. Парни работали хорошо, пора было хлопотать о досрочном освобождении.

Вечером Юра снова зашёл в литейную. Опоки курились паром, и на них вспыхивали голубые огоньки. Плавильная печь остывала. В открытое завалочное окно струился розовый свет и освещал Шайхулу. Он сидел на верстаке и, высунув Язык, старательно очищал металлической щёткой серебристую алюминиевую отливочку.

— Узнаёшь, начальник? — поднял он половинку коробочки. Юра увидел на крышке портсигара свой профиль, выполненный мастерски.

— Ого-оо. Да ты художник! Когда же ты успел?

— Шайхула всё может. Формовать может, лепить может, воровать тоже может, а ты всё — жулик да жулик. Хорошо, говоришь, сделано? А? — он хитро ухмыльнулся и снова принялся очищать отливку. — Сделано всё по памяти. А пока ты калякал с мастером, маленько поправил.

— Если человек захочет, он многое может.

— Факт. Вот освобожусь, учиться буду. Художником буду, а что?

— Мастером по формовке будешь хорошим. Всё остальное — видимость и пустяки, — вмешался в разговор Горин. — Глаз у тебя острый. Голова хорошая, только досталась дураку. — Мастер вытащил вторую отливку и бросил её на верстак. — Ну не разбойник? — погрозил он пальцем и, спрятав в усах улыбку, с деланной сердитостью завозился с моделями.

— Ну ладно, ладно, батя. Не буду. Зачем ругаешь? Моё начальство, надо, — пробормотал Шайхула.

Юра взял вторую коробку и посмотрел на портрет. Лицо неприятное, насторожённое. Юра сразу узнал Его. Это был заключённый, кладовщик инструментальной кладовой ОКСа Гайдукевич, по прозвищу Колюха.

— Расходись! — с надрывом прокричал конвоир, закрывая входные ворота и, перекинув винтовку за плечо, вошёл в проходную.

Заключённые торопливо расходились по баракам.

Колюха тоже вернулся с работы, но в барак не торопился. Он свернул закрутку, кося на изгородь, за которой помещался оперативный отдел. Заметив мелькнувшую в изоляторе фигуру Культяпого, усмехнулся.

Культяпый, он же Сокол-Крамелюк, преуспевал. Сначала он к уполномоченному пристроился, рабочим-истопником. Потом несколько краж, раскрытых с Его помощью. Теперь он уже неофициально выполнял обязанности помощника уполномоченного: сопровождал подследственных, распоряжался изолятором-карцером и даже принимал участие в отдельных операциях.

Сейчас пересматривались списки заключённых, проживающих вне зоны и обслуживающих дома инженерно-технических работников. Представлялась возможность протолкнуть туда своих людей. Всё зависело от оперотдела. Колюха раздумывал, как бы Ему встретиться с Культяпым. В жиденьком скверике из высаженных тополей он присел на скамейку. Подошел Сашка-бог и сел рядом.

— А ловко ты, земеля, приспособился, лучше и не придумаешь. Инструменталка — это лафа. Машины, шоферюги. Только теперь выдержи стойку, — учил Сашка-бог.

— Знаю, не учи, — резко оборвал Колюха. — Начальник доволен, да и порядочек у меня. Парней бы вытолкнуть из зоны. Культяпому надо шепнуть, да не придумаю как.

Сашка почесался.

— Да запросто. Там принимает прокурор. Запишись, раскинешь чернуху — и порядок. Перекинешься с Культяпым. Лёнчик хвост задирать начал, надо прижать. — Он наклонился к уху Колюхи и Ещё долго нашёптывал что-то.

Наутро Гайдукевич-Колюха поднялся и тут же записался на приём к прокурору. Надзиратель провёл Его в помещение оперотдела и передал дежурному. Там уже ждал народ. Одни сидели на скамейках в коридоре и покуривали в кулак. Другие бродили, бросая недоверчивые взгляды. Кто знал, зачем сидят эти парни здесь? Кто тут свой, кто чужой? Могли быть всякие, и заключённые настороженно помалкивали. Колюха наблюдал. Скоро с важностью прошёл Культяпый и, встретившись с ним глазами, перевёл взгляд на курносого беловолосого парня, забившегося в самый уголок.


Еще от автора Виктор Семенович Вяткин
Человек рождается дважды. Книга 1

Первая книга романа, написанная очевидцем и участником событий, рассказывает о начале освоения колымского золотопромышленного района в 30-е годы специфичными методами Дальстроя. Автор создает достоверные портреты первостроителей: геологов, дорожников, золотодобытчиков. Предыдущее издание двух книг трилогии вышло двадцать пять лет назад и до сих пор исключительно популярно, так как является первой попыткой магаданского литератора создать правдивое художественное произведение об исправительно-трудовых лагерях Колымы.


Последний фарт

Роман «Последний фарт» повествует о начале разведки и добычи золота на Колыме, о революции и установлении там советской власти.Роман написан автором по архивным документам.


Человек рождается дважды. Книга 3

Третья книга романа рассказывает о Колыме в годы Великой Отечественной войны и послевоенного восстановления, вплоть до смерти Сталина и последовавшего за ней крушения Дальстроя. Будучи написана в середине 60-х годов, заключительная часть трилогии тогда не была издана, публикуется впервые.


Рекомендуем почитать
Некто Лукас

Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.


Дитя да Винчи

Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.


Из глубин памяти

В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.


Порог дома твоего

Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.


Цукерман освобожденный

«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.


Опасное знание

Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.