Человек решает сам - [15]
Медведик — итальянец. То есть, конечно, не он итальянец, а его хозяин, Витторио Кьязини — невысокий, толстый, но страшно подвижный. И ужасно любезный, даже слишком, пожалуй. Например, Валю при знакомстве в краску вогнал: раскланялся перед ней, как в театре, и сказал:
— Салюто, буонджорно, синьорина!
Валя хлопает глазами и не знает, что бы такое сказать. О чем он, не понимает. Как потом мы узнали, итальянец просто поздоровался на своем языке.
А по-настоящему познакомились мы с ним вот как: на манеже репетировал наш пес Руслан. В это время вошел Витторио Кьязини со своим медведиком. А Руслан веселый, любит поиграть. И он со всех ног бросился к медвежонку.
Вдруг медведик заметался, завизжал от страха, прижался к своему хозяину, с перепугу его царапнул. Хорошо, что Олег успел схватить Руслана за ошейник. Не то бы драка поднялась, — ведь и пес от визга и шума разнервничался. А медведика с трудом увели, и долго он не мог успокоиться. Руслана мы вдвоем с Олегом еле удерживали.
Когда, наконец, все кончилось, Валя повела нас в пустое фойе, где мы часто готовили с ней уроки, и сказала:
— Тройки по английскому вы уже получаете, но на этом мы не остановимся. Начнем штурмовать четверку.
Олег мрачно кивнул. Спорить бесполезно. Валя как начнет тоненьким голосом просить, чтобы мы не подводили класс, и все такое… Лучше с уроками помучиться.
Она достала учебник и, уже обыкновенным голосом, громко и весело стала читать нуднейшие и непонятные английские слова. В другом конце фойе появился итальянец. Он что-то насвистывал, помахивал рукой и шел бодро, легко, будто танцевал. Это он всегда так ходит. А ведь не очень молодой, — наверное старше отца Олега.
Витторио Кьязини остановился возле нас, весело прищурился и достал из кармана два крошечных пакета. Один из них протянул Олегу, второй — мне. Мы удивленно посмотрели на итальянца, а он знаками дал нам понять, что бумагу надо развернуть.
У Олега оказался кошелек. Там нарисовано море и берег с домами. А у меня… вот интересно! Корзиночка, и в ней закупоренная бутылка. Потом мы узнали, что в бутылочке — апельсиновый сироп. Вкусно было здорово.
Кьязини что-то говорит, говорит, да как узнаешь что, если он ни бум-бум по-русски, а мы по-итальянски?
— Неудобно, отдадим ему. Зачем нам его подарок? — сказал Олег.
— Что вы, мальчики, и не думайте, — сказала Валя. — Глядите, как он радуется. Хочет вас отблагодарить за медведика, что его защитили от Руслана. Не обижайте человека, — он к вам с хорошими чувствами. Внимание оказывает.
Мы улыбнулись итальянцу и закивали, а он стал по очереди трясти нам руки. И все говорит о чем-то. Потом заметил на стуле учебник, по которому мы с Валей занимались английским, почитал, и опять давай трясти нам руки! Мы подумали: не спятил ли он?
— Коноско ун по ль, инглезэ! — с восхищением сказал итальянец. — Я знай инглиш!
И как затараторил по-английски! Правда, иногда он запутывался и тормозил, а потом опять шпарил.
Я из этой речи понял три-четыре слова, да и то два из них были: Вьена, Ольего. Это Кьязини так выговаривал наши имена. Олег, по-моему, не больше меня разбирался в этой тарабарщине: сидел с открытым ртом и пожимал плечами. Зато Валя, Валька-то! Глаза блестят, улыбается, «иес», «но» говорит хоть бы что. Мы дергаем ее за рукав, спрашиваем, о чем разговор.
— Я только очень немножко поняла. Он восхищается, что мы знаем английский, — тут Валя фыркнула. — Извиняется, что сам плохо говорит и путает слова… и потом, он почему-то вас, мальчики, считает родными братьями.
По правде говоря, я бы не против такого брата иметь, как Олешка… Но почему итальянец так думает? Ведь мы совсем не похожи. Я попросил Валю это дело выяснить.
Она что-то сказала итальянцу; он ответил, и оба удивились. Говорят и все больше удивляются, а потом Валя огорчилась и чуть не заплакала. Она страшно редко плачет.
Оказалось вот что: Кьязини нравится, как мы с Олегом работаем на репетициях и как великан терпеливо, внимательно — одинаково внимательно — занимается с нами. Итальянец поразился, что дядя Коля отец только Олега, а я совсем посторонний. И еще больше удивился, что великан не получает денег за то, что учит меня, и главное — МЕНЯ НЕ БЬЕТ.
Значит, у них там не учат без денег; значит, у них там бьют; значит, делают большую разницу между сыном и чужим. А я никогда не чувствовал, что я дяде Коле чужой. Ни разу. Он одинаково хвалил и ворчал и на Олешку и на меня. Разве что со мной побольше возился, оттого, что я меньше тренирован…
— Кари амичи, буона фортуна нэль востро паэзэ! — сказал итальянец и повторил это по-английски.
Даже я понял немного. Что-то вроде: дорогие друзья, вы счастливы в вашей стране. И еще он рассказал, как трудно ему было учиться. Никто ему не помогал, когда он был мальчиком. Как мы потом заметили, Кьязини всегда говорил по-своему, когда волновался.
Вот когда до нас дошло, зачем нужен иностранный язык. Сама жизнь показала. С трудом, но все-таки мы узнали все про медведика. И почему он боится Руслана. В Америке, на гастролях в каком-то городе, сын хозяина цирка натравил на медвежонка свою собаку, такой же породы, как наш Руслан. И Кьязини не посмел ничего сказать — боялся, что хозяин выгонит, не заплатив денег. Вот как там бывает.
