Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё - [175]

Меландер встал.

– И одновременно расстаемся с Фредриком Меландером, – сказал он. – Я не собираюсь пропускать завтрак. Будет крайне нежелательно, если я вам сегодня опять понадоблюсь, но в крайнем случае вы знаете, где меня искать.

Он спрятал свой кисет и трубку, одернул китель. Мартин Бек сел на его место.

– Вы что, серьезно думаете, что Эрикссон распотрошил Нюмана? – спросил Меландер уже у дверей.

Рённ пожал плечами, а Мартин Бек промолчал.

– По-моему, это маловероятно, – продолжал Меландер. – Иначе он убил бы его сразу после смерти жены. За десять лет ненависть и жажда мести должны были ослабнуть. Вы на ложном пути. Тем не менее желаю удачи. Пока.

Он ушел.

Рённ поглядел на Мартина и сказал:

– Вообще-то, он прав.

Мартин ничего не ответил. Он молча и без видимой цели листал бумаги.

– Я вот о чем подумал после рассказа Меландера. О родителях. Может статься, они живут там же, где жили десять лет назад.

Тут он начал более целеустремленно перелистывать бумаги. Теперь молчал Рённ и глядел на Мартина без всякого энтузиазма. Под конец Мартин нашел, что искал.

– Вот и адрес. Гамла Сёдертельевеген в Сегельторпе.

XXIII

Это был «крайслер» с белыми крыльями и двумя синими прожекторами на крыше. И, словно этих примет было недостаточно, на нем четырежды красовалось слово «полиция» – на радиаторе, на багажнике, на каждой дверце, все четыре – большими четкими белыми буквами.

Хотя номер машины был городской, она с головокружительной скоростью пересекла границу Стокгольма у Северной заставы, явно стремясь уехать подальше от полицейского участка Сольны.

Машина была новая и оснащена в соответствии с новейшими требованиями науки и техники. Но технические усовершенствования никак не отразились на ее экипаже, состоявшем в данном случае из двух полицейских – Карла Кристианссона и Курта Кванта, двух рослых белокурых уроженцев Сконе. На их счету почти за двенадцать лет службы в качестве патрульных было небольшое количество удачных операций и великое множество проваленных.

Как раз сегодня они могли с полным правом рассчитывать на очередную порцию неприятностей.

Всего четыре минуты назад Кристианссон счел своей обязанностью арестовать Задницу. Решение это нельзя было объяснить ни неудачей, ни чрезмерным усердием. Напротив, причиной его послужила откровенная и наглая провокация. Началось с того, что Квант притормозил возле газетного киоска против конечной станции Хага. А притормозив, извлек из кармана бумажник и выдал Кристианссону десятку, после чего Кристианссон вылез из машины.

Кристианссон вечно мыкался без гроша, так как просаживал все свои деньги в тотализаторе. Об этой его всепоглощающей страсти знали только два человека. Одним из них был Квант, поскольку патрульные, составляющие экипаж одной машины, связаны между собой теснейшими узами и могут хранить только общие тайны, но никак не личные. Вторым была жена Кристианссона по имени Керстин, страдавшая тем же пороком. Надо сказать, что они приносили в жертву этой игре не только деньги, но и супружеские отношения, ибо почти все свободное время тратили на заполнение карточек и разработку неслыханно сложной системы, основанной на сочетании трезвого расчета, с одной стороны, и набора случайных чисел – с другой, причем последние определяли их два малолетних ребенка, которые бросали нарочно приспособленные для этой цели фишки.

В киоске Кристианссон приобрел спортивную и еще две специальные газеты, а для Кванта пакетик тянучек.

Правой рукой он сунул в карман сдачу, а в левой держал газету и, возвращаясь к машине, успел пробежать глазами первую полосу «Алла ретс». Кристианссон думал о том, как его любимая команда «Миллуолл» проведет встречу с «Портсмутом» на поле противника, но в эту минуту раздался вкрадчивый голос:

– Господин комиссар, смотрите-ка, что вы забыли…

Кристианссон почувствовал, как что-то прикоснулось к его рукаву. Он машинально выдернул из кармана правую руку, и пальцы его наткнулись на какой-то предмет, холодный и скользкий. Он вздрогнул, поднял глаза и, к своему ужасу, увидел Задницу.

Тогда он перевел взгляд на предмет, зажатый в его правой руке.

Он, Карл Кристианссон, стоял посреди оживленной площади. Он находился при исполнении служебных обязанностей, был в полной форме – блестящие пуговицы, на портупее дубинка в белом чехле. А в руке он, Карл Кристианссон, держал маринованную поросячью ножку.

– Как по заказу! Надеюсь, подойдет. А коли нет, можешь спустить ее в нужник, – выкрикнул Задница и зашелся в приступе неудержимого хохота.

Задница был бродяга, попрошайка и спекулянт. Имя свое он получил не зря, ибо именно эта часть тела преобладала над всеми остальными, а голова, руки и ноги казались малосущественными привесками к ней. Росту в нем было всего полтора метра, другими словами, на тридцать сантиметров меньше, чем в Кристианссоне и Кванте.

Но не столько физическое уродство делало этого человека таким омерзительным, сколько его манера одеваться.

На Заднице было надето два пальто до пят, три куртки, четверо брюк и пять жилеток. Во всех этих одеяниях насчитывалось не менее пятидесяти карманов, а Задница, кроме прочего, славился и тем, что постоянно имел при себе крупную сумму наличными, всегда в отечественной валюте и никогда в монетах большего достоинства, чем десять эре.