Человек планеты, любящий мир. Преподобный Мун Сон Мён - [25]

Ее ответ был очень твердым:

— Для меня это не имеет значения. После встречи с тобой мне приснилась цветочная поляна под луной. Я уверена, что ты — моя вторая половинка, посланная Небесами, и я готова к любым трудностям и испытаниям.

Однако меня не отпускало беспокойство, и я снова и снова донимал ее вопросами, но она все время старалась успокоить меня и отвечала:

— Я готова на все, лишь бы выйти за тебя. Не волнуйся ни о чем.

Мой будущий тесть скоропостижно скончался за неделю до предполагаемой свадьбы, и ее пришлось отложить. В итоге мы провели церемонию 4 мая 1944 года. Обычно в мае стоят прекрасные весенние деньки, но в день нашей свадьбы дождь лил как из ведра. Церемонию проводил преподобный Ли Хо Бин из церкви Иисуса Христа. Позднее, после освобождения Кореи от японской оккупации, преподобный Ли отправился в Южную Корею и открыл там экуменическую семинарию Чунан.

Мы с женой начали семейную жизнь в моем общежитии в Хыксокдоне. Я очень сильно любил ее и так заботился о ней, что хозяйка нашего домика приговаривала: «Вот это да! Ты и впрямь обожаешь ее, раз обращаешься с ней, как с хрупким яйцом!»

Чтобы содержать семью, я устроился на работу в кёнсонском филиале строительной компании «Кашима Гуми» в Ёнсане, продолжая при этом заниматься церковной деятельностью. Но однажды в октябре к нам в дом ворвалась японская полиция.

«Ты знаешь такого-то и такого-то из университета Васеда?» — потребовали они ответа. И затем, не дав мне вымолвить и слова, выволокли меня из дома и отвели в полицейский участок провинции Кёнгидо. Меня схватили, потому что один из моих друзей, арестованный за причастность к коммунистам, назвал допросчикам мое имя.

Оказавшись в полиции, я был немедленно подвергнут пыткам: «Ты — член коммунистической партии, так ведь? И ты, должно быть, действовал заодно с тем негодяем во время учебы в Японии? Даже не пытайся это отрицать! Стоит нам запросить информацию в Главном полицейском управлении Токио, и они расскажут нам все. Так что ты либо выдашь нам список всех членов партии, либо сдохнешь, как собака!»

Они били меня столом, переломав все четыре ножки о мое тело, но я так и не назвал им имена людей, которые работали со мной в Японии.

Тогда полицейские отправились в дом, где я жил с женой, перевернули его вверх дном и нашли мои дневники. Они принесли мне эти дневники и, просматривая страницу за страницей, требовали, чтобы я рассказал им о тех, чьи имена там были упомянуты. Я все отрицал, хоть и знал, что они могут убить меня за молчание. И тогда полицейские стали избивать меня ногами в шипованных сапогах до тех пор, пока мое тело не превратилось в безвольный полумертвый кусок мяса. Затем они подвесили меня к потолку и стали раскачивать взад-вперед. И я болтался там, как туша в лавке мясника, пока они били меня палкой. Мой рот тут же наполнился кровью, и она начала стекать на цементный пол прямо подо мной. Когда я терял сознание, меня окатывали ведром воды. Сознание возвращалось, и они продолжали пытать меня снова и снова.

Потом мне зажали нос и с помощью чайника стали вливать воду прямо в горло, заставив меня глотать ее. Когда мой живот раздулся от воды, меня бросили на пол лицом кверху, как лягушку, и начали топтаться по животу сапогами, выдавливая воду из пищевода. Меня рвало до тех пор, пока от рвоты не потемнело в глазах. После таких пыток глотку и пищевод стало жечь страшным огнем. Боль была такой адской, что я не мог проглотить и ложки супа. Силы покинули меня, и я мог только лежать на полу и не двигаться...

Война подходила к концу, и японская полиция в отчаянии шла на крайние меры. Они пытали меня так, что не описать никакими словами. И все же я терпел и не выдал ни одного из своих друзей. Сознание то и дело покидало меня, но я прилагал все силы, чтобы не дать им того, чего они так ждали. В конце концов, устав меня мучить, полицейские послали за моей матерью. Когда она приехала, мои ноги были такими распухшими, что я не мог даже встать. Двум полицейским пришлось закинуть мои руки себе на плечи и помочь мне добраться до комнаты свиданий.

Мамины глаза наполнились слезами еще до того, как она увидела меня... «Потерпи еще чуть-чуть, — сказала она. — Я постараюсь найти для тебя адвоката. Пожалуйста, потерпи еще, не умирай!»

Глядя в мое окровавленное лицо, она умоляла: «Я знаю, что ты хочешь поступить как лучше, но все же самое главное для тебя — остаться в живых. Что бы ни случилось, не умирай!»

Мне было так жаль ее! Мне ужасно хотелось воскликнуть «Мама!», обнять ее и громко разрыдаться вместе с ней. Но я не мог этого сделать, так как слишком хорошо знал, зачем ее привели сюда японцы. Мама отчаянно умоляла меня не умирать, но я мог лишь моргать ей в ответ заплывшими и залитыми кровью глазами.

Все время, пока я находился в полицейском участке провинции Кёнгидо, госпожа Ли Ги Бон, — хозяйка дома, где я жил, — приносила мне еду и одежду. Каждый раз при виде меня она начинала рыдать. Я утешал ее: «Потерпите еще чуть-чуть, ведь скоро все закончится. Японию ждет поражение, поэтому не надо плакать!» Это были не пустые слова. Бог давал мне веру в это.