Человек-Олень - [40]

Позднее я пришел к такой мысли, что любовь — абстракция, когда она лишена конкретного содержания. Впрочем, не знаю, ведь все на свете условно и относительно, когда рассуждаешь и умствуешь.

Сначала не замечаешь в любимой никаких недостатков, но день за днем во всех мелочах начинает раскрываться ее характер, который никак не совмещается с твоим внутренним миром, и вот наступает охлаждение, начинаешь понимать, что есть женщины и получше ее, более красивые и совершенные. Что ж, это, наверное, естественно…

Постоянное стремление к совершенству и недостижимость его и есть, наверное, любовь, смятенная, тоскующая по идеалу.

Да, это, наверное, правда, что любовь — разлука. Не соединились Ромео с Джульеттой, Фархад с Ширин, Козы с Баян, Тулеген с Кыз-Жибек, Абай с Тогжан. А предки наши говорили, что настоящие влюбленные никогда не соединяются на этом свете. На что они намекали?

Сегодня мы путаем создание семьи с той великой любовью, которая вечна. Семья — требование природы, отсюда же вытекает и постоянное стремление к добротному существованию, обеспечению семьи всем необходимым…

Я тысячу раз благодарю девушку, которую видел наедине всего только раз и которая сказала, что любовь — это разлука. Наш юношеский праздник в той лунной ночи, может быть, и есть настоящая причина того, что я до сих пор живу. Кто знает…

Ну, а за кого же мне принять дочь моря, девушку с верблюжонком? Может быть, это новая жизнь той девушки из лунной ночи? Может быть, таким образом судьба возвращает мне драгоценное чувство, которое я давно потерял? Что же это такое? Возможно, призрак, за которым я гонюсь и который мне никогда не догнать, призрак сумрака? Ничего не знаю…

Он не помнил, как вошел в номер, разделся и лег в постель. Однако заснул лишь под утро и был разбужен резким звонком телефона. Звонила администратор, предупредила, что у него кончился срок пребывания в гостинице, надо его продлить и заплатить деньги.

Он продлил срок еще на три дня и вернулся в комнату. Здесь было душно и жарко. Он вышел на балкон, однако не увидел ни девушки с верблюжонком, ни мужчины в полосатой пижаме…

Как только солнце закатилось, Тасжан снова пустился в путь. Решил, что в любом случае прогуляться неплохо. Прогулка по берегу моря освежила и взбодрила его, хотя от вчерашней ходьбы с непривычки ныли ноги. Видимо, он слишком изнежился.

Скоро он обошел водоочистительную установку и жадно вдохнул свежий степной воздух. От степи, которая лежала перед ним, безмолвная, словно навеки лишившись языка, в его тело вливалась особая сила. Надежда и опасение поочередно посещали его. Нежный росток зарождавшегося чувства уверенно пробивал крепкую скорлупу его зачерствевшей души. «Лучше бы это зерно никогда не всходило, потому что неизвестно, чем все кончится», — думал Тасжан.

В конце своего пути он почти бежал, но едва показался свет одинокого жилья, замедлил шаги. Ему не хотелось, как вчера, попасть в нелепое положение, и поэтому он внимательно осмотрелся. Бросил взгляд в сторону моря, но на этот раз никого там не увидел.

Во дворе лежал белый верблюжонок. Теперь он не испугался незнакомого человека, — может быть, потому, что Тасжан не стал его трогать…

Он стоял со смятением в душе, не смея ни войти в дом, ни повернуть обратно. Непонятная слабость охватила его, колени дрожали, сердце отчаянно билось. Точно такое же чувство он испытал около четверти века назад, когда, переплыв Бухтарму, спешил на свидание к девушке.

Наконец он приблизился к дому, взялся за дверную ручку из сыромятного ремня, открыл дверь… На постели, бренча на домбре, сидела девушка. Она отчужденно и с некоторой опаской посмотрела на него, однако не двинулась с места, не вскрикнула от неожиданности, как сделали бы многие на ее месте. Тасжан замер. Девушка, удивление которой сменилось улыбкой, прислонила домбру к подушке, легко поднялась с места и ярче выкрутила фитиль лампы. Потом снова уселась на постель и своими огромными глазами осмотрела жигита, камнем застывшего у порога.

«О боже, ведь это же она, моя девушка из той лунной ночи! Сон это или явь? Нет, невозможно!» — вихрем пронеслось у него в голове. Потом он услышал слова, от которых еще больше смутился:

— Проходите на почетное место, что же вы стоите?

Медленно он добрался до табуретки. Сделал всего четыре шага, как и тогда, а как будто прошла вечность. Все повторялось, он в этом уже не сомневался.

Тасжану и в самом деле было тяжко, будто к нему подбиралась неизвестная болезнь. Как-то ночью в гостинице он с криком проснулся, ничего не соображая. Затем обтерся влажным полотенцем, попил холодной воды и вроде стало полегче. Тогда ему пришла в голову мысль, что он чем-то тяжело заболевает. Днем все прошло.

Теперь он сидел на табуретке, опустив голову и сжав виски ладонями, ощущая почти такое же болезненное состояние.

— Выпейте, пожалуйста, — девушка протянула ему воду в деревянной пиале.

Тасжан одним духом выпил и поблагодарил:

— Спасибо, сестренка. Я, кажется, напугал вас.

— Нет, это, наверное, я напугала вас. Неужели мой вид настолько…

— Страх и радость одинаково действуют на человека, — перебил ее Тасжан.