Человек находит себя - [5]

Настроение Токарева испортилось окончательно. Он встал, прошелся по кабинету, по привычке заложив руки за спину. Постоял у открытого окна… Из темноты доносилось гудение станков, взвизгивание пил, постукивание колес катившейся по рельсам вагонетки…

— «Все еще не приняли мер!» — вслух повторил Токарев. Он вернулся к столу и положил руку на телефонную трубку, раздумывая, звонить или нет, потом снял ее решительным, резким движением, вызвал квартиру главного инженера:

— Александр Степанович, прошу срочно прийти ко мне… Да, я у себя в кабинете…

Директором фабрики Токарева назначили месяц назад. Прежнего директора сняли весной, и дела Токарев принимал от главного инженера. Он молча и быстро обошел цехи, пустующую лесобиржу, зато на складе готовой мебели задержался надолго. Внимательно и придирчиво осмотрев мебель, он сказал:

— А вот теперь снова пойдем по цехам и посмотрим, отчего на склад приходит такая дрянь.

В цехах он пробыл до вечера. Прямой, широкоплечий, с военной выправкой и твердой грузноватой походкой, Токарев произвел на всех впечатление решительного, волевого человека. Темные щетинистые брови, складки в углах рта придавали его лицу суровость, а обильная, несмотря на далеко не прожитый еще пятый десяток, седина и шрам на лбу говорили о нем как о человеке, видавшем виды.

— Ну, у этого, знать-то, все по струнке заходят — поговаривали рабочие.

Весь первый день новый директор обстоятельно знакомился с технологией, говорил с рабочими, мастерами, особенно интересовался работой цеховых браковщиков.

Вечером он сказал главному инженеру, что пока больше беспокоить его не будет, вначале вникнет еще в хозяйственные дела, а соображениями по производственной части поделится позже.

На другой день Токарев издал приказ о своем вступлении в должность. Он очистил ящики письменного стола, повыбрасывал из-под толстого стекла выгоревшие бумажки годовой давности. Вызвав секретаршу, торжественно вручил ей тяжелый чернильный прибор из серого камня с медведями, резными чашами и шарами.

— Передайте этот монумент кому-нибудь из желающих, — сказал он. — А мне, попрошу, рабочий комплект: чернильницу, ручку и карандаш.

На столе он оставил еще только пепельницу, часы и календарь.

Когда Токарев как следует познакомился с делами, он поехал в обком партии и вернулся оттуда еще более озабоченный и хмурый. «Мебель должна радовать человека, как радуют его произведения искусства, а не отравлять ему настроение», — вспоминал Токарев слова секретаря обкома, который в разговоре особенно напирал на былую славу северогорских мебельщиков.

Слова эти не давали покоя, заставляли думать о том, как бы покруче и получше повернуть дело.

Ясно было одно: причины брака коренятся в станочном цехе. Здесь обрабатывались детали, узлы будущей мебели. Малейшая небрежность рабочего, малейшая неточность приводила после к порче целой вещи.

Внешне в цехе все как будто было на своих местах. В каждой смене, кроме мастера, было два контролера, которые браковали плохие детали. Но они не успевали проверять все, и брак не прекращался. Мастер при этом оказывался в стороне, он отвечал только за план.

И Токарев решил: надо убрать всех контролеров во всех цехах. Пускай мастер отвечает за качество.

Он поделился мыслью об этом с главным инженером. Гречаник схватился за голову. Как это так снять бракеров? Как можно додуматься до этого? Ведь это же прыжок в пропасть!

Токарев доказывал, что если мастер должен будет отвечать за качество, он обязательно позаботится о том, чтобы рабочие не нарушали технологию, будет учить тех, кто плохо знает станок.

— Брак-то ведь рабочий делает, своими руками! Или по неряшливости, или от желания заработать побольше, или оттого, что не умеет делать хорошо. Вот мастер и должен следить за рабочим, учить его.

— Но если не справлялись двое контролеров, то как же, по-вашему, управится один мастер? Наоборот, нужно ОТК усиливать! — убеждал Гречаник.

Не поддержало Токарева и созванное им совещание мастеров и начальников цехов. Еще бы! Столько хлопот взваливать на свою шею!

И Токарев осуществил временную перестройку, назвав ее генеральной репетицией. Он упразднил должности цеховых контролеров, вменил в обязанность приемщику промежуточного склада, куда поступали из станочного цеха детали и узлы, строго контролировать все, что приходит на склад.

— Безжалостно возвращайте мастерам весь брак, — предупредил Токарев, — пускай сами разбираются, кто там у них виноват, это их дело!

Вскоре Токарева вызвали в Москву, откуда он вернулся только вчера, накануне поездки в Ольховку. Он даже не успел проверить, как идет в цехах работа по-новому. И вот, уже попал в газету! «Не принимает мер к решительной перестройке работы!»

5

Гречаник появился вскоре после телефонного звонка, Это был высокий человек с худощавым лицом и тонкими губами. Темные усталые глаза его казались маленькими из-за сильно вогнутых стекол больших роговых очков: он был близорук. Черные волосы, разделенные прямым пробором, такие же черные густые брови, нос с горбинкой — все это делало его похожим на южанина, хотя родился и вырос Гречаник в Ленинграде. В Северную гору он приехал с первых дней пуска фабрики и сразу попал в труднейшую обстановку. Не хватало ни материалов, ни рабочих рук. Приходилось брать на работу людей без квалификации, учить их. Сколько времени и сил уходило на это! Но когда, наконец, магазины Новогорска стали заполняться платяными шкафами — единственной мебелью, которую выпускала фабрика, — Гречаника и бывшего директора Гололедова вызвали в обком партии.