Человек на балконе - [30]

– Ага, – сказал Рённ.

– И все равно, мне показалось, что это продолжалось слишком долго, – сказал Мартин Бек.

Потом он поехал домой, выпил еще одну чашечку кофе и лег. Он лежал в темноте, не мог уснуть и размышлял.

Кое о чем.

XVII

Когда Мартин Бек проснулся в пятницу утром, у него совершенно не было ощущения, что он выспался. Напротив, он чувствовал себя более уставшим, чем накануне вечером, когда после чересчур большого количества выпитого кофе ему наконец удалось уснуть. Он спал беспокойно, его мучил один кошмар за другим, и он проснулся с болью в желудке.

Мартин Бек устал, злился сам на себя, и у него резало глаза, когда он ехал в метро к центру города, где пересел и отравился проверить, что новенького, к себе в кабинет на Вестберга-Алле.

Он поднялся лифтом на третий этаж, нажал на нужные кнопки на круглом циферблате у застекленной двери, кивнул дежурному и вошел в свой кабинет. Там в куче бумаг на столе он нашел документы, которые хотел взять с собой на Кунгсхольмсгатан.

Здесь лежала также яркая цветная открытка, на которой был изображен ослик в соломенной шляпе, пухленькая черноглазая девочка с корзинкой апельсинов и пальма. Открытка была с Мальорки, где самый младший в отделе, Оке Стенстрём, проводил отпуск, и адресована она была «Мартину Беку и его ребятам». Мартин Бек не сразу разобрал, что, собственно, написал им Стенстрём шариковой ручкой, из которой выдавливалось слишком много пасты.

«Если вы не можете понять, куда подевались все стокгольмские красотки, должен вас проинформировать, что до них дошли сведения о том, где я провожу отпуск. Как там у вас дела без меня? Конечно, скверно. Но вы держитесь, я к вам, может быть, еще вернусь! Оке».

Мартин Бек улыбнулся и сунул открытку в карман. Потом сел на стул, нашел номер Оскарсонов и придвинул к себе телефон.

Трубку взял отец семейства. Он сказал, что жена с детьми приехала и что, если Мартин Бек хочет с ними поговорить, пусть приходит поскорее, потому что им нужно уложить много вещей в поездку.

Мартин Бек вызвал такси и через десять минут уже стоял перед дверью, держа руку на кнопке звонка. Оскарсон открыл дверь, проводил его в гостиную и показал на диван. Детей нигде не было видно, но откуда-то из глубины квартиры доносились их голоса. Хозяйка стояла у окна и гладила. Когда Мартин Бек вошел, она сказала:

– Извините, я сейчас буду готова.

Она выдернула вилку шнура утюга из розетки и присела на подлокотник кресла, в котором расположился ее муж. Он обнял ее за талию.

– Я, собственно, пришел спросить, не рассказывал ли ваш сын что-нибудь такое, что могло бы иметь какое-то отношение к случившемуся с Анникой?

– Буссе?

– Да. Судя по тому, что говорила Лена, Буссе какое-то время отсутствовал. Ничто не свидетельствует против того, что он мог пойти за Анникой. Может, он даже видел того человека, который ее убил.

Он понимал, как глупо объясняет, и думал: я действительно говорю как в романе. Или, скорее, как пишут в полицейском протоколе. Господи, как вообще можно узнать что-либо разумное от трехлетнего ребенка?

Пара в кожаном кресле, однако, не реагировала, по-видимому, на его корявый стиль изложения. Очевидно, они считали само собой разумеющимся, что полицейские выражаются именно так.

– Но ведь здесь уже была какая-то женщина из полиции и разговаривала с ним, – сказала фру Оскарсон. – Может, не стоит. Он ведь еще совсем маленький ребенок.

– Да, я знаю, – сказал Мартин Бек. – Но тем не менее, хотел бы попросить вас об этом. Не исключено, что он, возможно, что-то заметил. Если бы он смог вспомнить именно этот день…

– Но ведь ему всего лишь три года, – перебила она его. – Он еще не умеет как следует говорить, путает некоторые звуки и так далее. То, что он говорит, понимаем только мы, но даже мы не понимаем всего, что он говорит.

– Ну, попытаться мы можем, – сказал муж. – Постараемся ему как-то помочь. Может, Лене удастся помочь ему вспомнить, что он делал.

– Спасибо, – сказал Мартин Бек. – Я в самом деле был бы вам очень обязан.

Фру Оскарсон встала и вышла в детскую. Через минуту она вернулась с обоими детьми.

Буссе пробежал по комнате, встал рядом с папой и показал на Мартина Бека.

– Что это? – спросил он.

Он наклонил голову набок и разглядывал Мартина Бека. Личико у него было замурзанное, на щеке царапина, а на лбу, под светлыми волосиками, огромная синяя шишка. Глаза у него были сочного зеленого цвета.

– Папа, что это? – нетерпеливо повторил он.

– Это дядя, – объяснил ему папа и извиняющимся взглядом посмотрел на Мартина Бека.

– Привет, Буссе, – сказал Мартин Бек.

Буссе проигнорировал его приветствие.

– Как его зовут? – спросил он папу.

– Меня зовут Мартин, – сказал Мартин Бек. – А тебя как зовут?

– Буссе. А тебя как зовут?

– Мартин.

– Малтин. Его зовут Малтин, – сказал Буссе тоном, из которого явствовало, как его изумляет то, что кого-то вообще могут так звать.

– Да, – сказал Мартин Бек. – А тебя зовут Буссе.

– Папу зовут Куйт…

– Курт, – поправила его Лена.

– Папу зовут Курт, маму зовут… Как тебя зовут?

Он показал на маму, и она сказала:

– Ингрид. Ты ведь знаешь, да?

– Да.

Он подошел к дивану и положил пухленький грязный кулачок на плечо Мартину Беку.