Человек может - [6]

Павел слышал, как он обратился к какой-то женщине:

— Не поднести ли вам тумбочку?

Спросить об этом он сумел так, что женщина, ответив «нет, я уже оплатила доставку», словно почувствовала себя виноватой.

Павел пригласил его в чайную.

— Выпьем для разговора, — предложил он.

Старик выпил водку маленькими, медленными глотками, и вдруг Павел увидел, что человек, который только что был совершенно трезв, неверным пьяным движением смахнул со стола стакан, грязно выругался, попытался запеть, уронил голову на стол и немедленно заснул.

Разбудить его было совсем не просто. Он мотал головой, лез целоваться, уговаривал Павла сейчас же пойти к нему домой.

— У меня такая семья… — говорил он, с трудом ворочая языком, — такая семья… Такая жена… Такая дочка… Только ни-ни… Красавица… Только ни-ни…

Павел расплатился и с трудом вывел его на улицу. Старик протрезвел не скоро, но так же внезапно, как и опьянел. Лишь глаза у него покраснели и тряслась голова.

— Ладно, — сказал он. — Попробуем вместе. Тут и возле вокзала.

Им везло. Сначала они уговорили нанять их одну толстуху, которая купила шкаф и приехала за ним на грузовике. Потом отнесли на шестой этаж диван в квартиру, расположенную в том же доме, где был мебельный магазин. К ним присоединился еще один профессиональный грузчик — коренастый парень с широкой улыбкой, какая бывает постоянно на иных лицах, — так, от здоровья и молодой, нерастраченной силы. У него был выходной день (постоянно он работал в порту), и они доставили втроем два пианино и шесть книжных шкафов. Еще лучше пошло дело на следующий день.

…Павел долго, выписывая слово за словом, составлял на бумаге эту фразу. Он хотел, чтобы она была красивой и имела как можно больше торжественных звучных немецких слов. И вот, наконец, он сказал ее:

— Ich danke Ihnen, verehrte Марья Андреевна, für die aufrichtige väterliche Sorge, die Sie mir gegenüber gezeigt haben, und darüber denkend, daß ich auf diese Weise vielleicht die Last, die Ihnen auf den Schultern zu tragen gezwungen sind, erleichtere, möchte ich mit dieser Tausend Rubel, die ich ehrlich verdient habe, den Wohlstand Ihrer Familie unterstützen[1].

Марья Андреевна взяла деньги, положила их в ящик буфета и ответила, на этот раз даже не заметив Павлу, что следовало сказать не «Ihnen», а «Sie»[2]:

— Es ist mir sehr angenehm. Dieses Geld wird dort liegen, wo auch unsere Kapitale aufbewahrt werden. Falls Sie es brauchen würden, können Sie es zu jeder Zeit dort haben[3].

Бригада его увеличивалась. Их было уже пять человек. Они успешно конкурировали с бригадой, состоящей на службе при магазине, обставляли носильщиков при вокзале. Весь заработок они делили между собой поровну.

Так благополучно миновали две недели. Но однажды к Павлу подошел пожилой, со шрамом на щеке грузчик из бригады при магазине и, не глядя ему в глаза, предложил:

— Чтоб и духа твоего сегодня же здесь не было! Иначе плохо будет.

— Не пугай. Пуганый, — ответил Павел.

Спустя некоторое время Павел увидел, что к магазину подошел старшина милиции. Грузчик со шрамом что-то пошептал ему и указал глазами на Павла.

— Будьте так любезны, — сказал милиционер Павлу, — предъявите ваши документы.

Павел протянул ему справку.

Милиционер посмотрел ее, аккуратно сложил, спрятал в планшет.

— Будьте так любезны, пройдемте со мной.

В отделении милиции Павел подписал обязательство в течение двадцати четырех часов выехать из Киева.

4

От страха у нее болел живот.

Она сидела на самом краешке кресла, а мимо, в обитые блестящим дерматином высокие двери, быстро проходили люди с газетными листами в руках или с папками, возвращались, снова проходили, и никто из них не замечал маленькой белокурой девчушки с серыми невидящими глазами.

Высокие старинные часы с резными стрелками шепотом отщелкивали время, на столе у секретаря почти непрерывно звонили четыре телефона, — Лена удивлялась, как эта молоденькая и очень красивая девушка с низким гладким лбом и полными чувственными губами различает, какой же из них звонит.

«Занят, — говорила она время от времени. — Позвоните позже». Или: «Сейчас соединю».

Лены она не замечала.

Иногда в приемной раздавался негромкий сигнал, похожий по тембру на гудок электровоза, и тогда секретарь быстро и бесшумно проскальзывала в кабинет, сейчас же появлялась снова, звонила по телефону, кого-то вызывала.

Из кабинета торопливо вышел щуплый человек с изжелта-смуглым лицом, одетый в замшевую малиновую куртку с множеством блестящих застежек-молний.

Он направился к выходу, быстро вернулся к Лене, спросил:

— Волнуетесь? — и, не дожидаясь ответа, предложил: — Курите!.. — дал Лене папиросу, зажег спичку. Лена прикурила, и человек исчез.

Лена не курила никогда в жизни. Она не знала, что делать с папиросой. Поискала глазами пепельницу, но в приемной ее не было, вокруг сверкала лаком полированная мебель, начищенный паркетный пол.

Из двери кабинета снова вышла секретарь.

— Пройдите, — вежливо и холодно предложила она Лене, — Дмитрий Владимирович вас примет.

И Лена с папиросой в руке вошла в кабинет.

— Здравствуйте. Садитесь, — пригласил ответственный редактор газеты Дмитрий Владимирович Сергиенко. — Вы курите? — спросил он неодобрительно.