Человек книги. Записки главного редактора - [26]
Лидия Моисеевна взялась за мое лечение, сама делала мне уколы акрихина. Все же они подействовали не сразу. Пришлось испытать несколько приступов, которые наступали каждый второй или третий день – с высокой температурой и неприятным ознобом. Так я познакомился с тем, что называется «лихорадка трясет». Каждый приступ очень ослаблял. Все же недели через полторы акрихин подействовал. Приступы прекратились. Я выздоровел. Больше малярия ко мне не возвращалась никогда.
Через месяц гипс мне сняли. Чуда не произошло. Язва не исчезла, но уже не была такой серой и вялой, как раньше. Свежие окрашенные кровью гранулы подавали надежду, что язва все же закроется.
Цукерник посоветовал делать парафиновые ванны и, кроме того, купаться в прорезиненном чулке в море. Благо Двигательстрой расположен на берегу Каспия, с чудесным золотистым пляжем. Парафиновые ванны делала мне мама. Расплавленным горячим парафином она заливала мне ногу в том месте, где была язва, обвязывала ее клеенкой и сверху бинтом. Так нужно было просидеть некоторое время. После повязка с парафином снималась, и на ногу накладывалась обычная повязка с какой-нибудь мазью.
Днем я шел на пляж, разбинтовывал ногу, надевал чулок и заплывал далеко от берега. На горизонте прямо из моря поднимался прямоугольник заводского цеха, в котором, как поговаривали в поселке, делали и испытывали торпеды. Плавать я очень любил и умел. После парафиновых и морских ванн язва очень освежилась и начала уменьшаться в размерах.
Снова становлюсь школьником
Был август 1943 года. Я продолжал лечиться в госпитале – приходил на перевязки, а жил с родителями. Можно и нужно было подумать о том, чтобы окончить среднюю школу. С разрешения госпитального начальства я поступил в 10-й класс местной школы. Вскоре медицинская комиссия предоставила мне шестимесячный отпуск по болезни с переосвидетельствованием после него. Продолжая ходить в госпиталь на перевязки, я снова стал школьником.
В Двигательстрое папа окончил школу, увидел в газете объявление о приеме в Московский полиграфический институт на технологический и механико-машиностроительный факультеты, послал документы с просьбой зачислить его как окончившего школу с аттестатом отличника на технологический факультет, получил из Москвы вызов, по которому можно было получить пропуск для поездки (без вызова в Москву не пускали), не без приключений добрался до столицы (ехал целых пять суток на так называемом «пятьсот веселом» поезде, который больше стоял, чем двигался), и там начался новый этап его жизни, о котором рассказано в следующей части мемуаров.
Жизнь редактора
Московский полиграфический институт (МПИ) и поиски работы
Как я стал студентом МПИ
Для меня поступление на редакционно-издательский факультет (РИФ) Московского полиграфического института было счастливым исполнением главного желания. Чтение и книги с детства были моей страстью. Я мечтал быть причастным к созданию книг. Профессия книжного редактора давала такую возможность.
В объявлении о приеме редакционно-издательский факультет не упоминался. Я тогда о существовании его даже не подозревал. Послал документы на технологический факультет и был зачислен на него.
На следующий день после приезда в Москву я отправился в институт, размещавшийся тогда на Садовой-Спасской, 6, где и сейчас находится его часть, хотя теперь он называется уже иначе – Московский государственный университет печати.
Ехал на метро от «Белорусской» до «Красных Ворот».
Когда пришел в институт, увидел, что в нем объявлен прием и на редакционно-издательский факультет. Но как на него попасть? На мой робкий вопрос в приемной комиссии, нельзя ли перевестись на него, прозвучал твердый ответ: перевод невозможен. Ответ не оставлял ни малейшей надежды. На литературно-редакторское отделение РИФа принимали только круглых отличников, москвичей или приезжих, не нуждавшихся в общежитии. Этим условиям я удовлетворял. Но, видимо, из-за недобора на технологический мне в переводе отказали.
Вернулся домой ни с чем, в минорном настроении. Поделился своим огорчением с дядей – Борисом Исааковичем Друхом, женатым на родной сестре моей мамы, тете Жене. Борис (буду называть его так, как звал по-домашнему) был майором внутренних войск, т. е. НКВД, интендантом. Незадолго до моего приезда в Москву ему была поручена организация прохода пленных немцев по Москве и размещение, кажется, на стадионе «Динамо», где нужно было обеспечить снабжение их пищей и водой. Он хорошо справился с хлопотной задачей, за что был награжден значком «Отличный чекист» (кажется, так он назывался). Борис был человеком действия. Он сразу же вызвался мне помочь, пойти переговорить с директором института. Помимо всего прочего он рассчитывал на влияние своей военной формы. На следующий день мы вместе отправились к директору Московского полиграфического института Хомякову. Дядя немедленно «пленил» секретаря директора, которая, узнав, что привело нас к ее начальнику, сама «провернула» мой перевод с одного факультета на другой. Возможно, она предварительно согласовала свои действия с директором. Во всяком случае, разговаривать с ним нам не пришлось.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.