Человек из-за Полярного круга - [31]
— Где же наша царица-бригадирша, — басил Ганька и лез на кухню. — Ты только, Миха, не переживай — уведу я у тебя Валентину, вот увидишь… Как пить дать… Закрой-ка, шанежка, глаза. — Ганька спрятал руки за спину.
— Да будет тебе. Мойте руки, садитесь за стол.
— Не-е, — преградил дорогу Вале Ганька. — Тут дело пахнет керосином. Осторожнее с огнем!
— Ну закрой, что тебе, — влез в разговор Михаил.
— Вот смола! Только не целоваться.
— Теперь открой.
— Ой, — захлопала Валя ресницами, — прелесть какая. Из чего они? — огладила Валя серебристый мех вышитых бисером сапожек.
— Из оленьих лап, лучшая мастерица Чукотки сработала. Нравятся? Тебе, шанежка.
— Ну что ты, — посерьезнела Валя, — не возьму.
— Не понравились? — Ганька даже опешил. — Обидишь, кровно обидишь. Всю бригаду лэповцев под нож поставишь.
— Ну в честь чего? Сам посуди. Такую дорогую вещь прибереги для своей невесты. Куда уж мне.
— Миха, ты слышал? Да для невесты и заказывал, уж только долго колдовала бабуся. Невеста успела состариться. Кланяться парни велели вам, Валентина Васильевна, — Вязников поклонился.
Михаил подтолкнул Валентину.
— Спасибо! Передай большое спасибо ребятам.
У Вали заблестели глаза.
Ганька глянул Вале в лицо, потом на стену, посмотрел себе под ноги.
— Ох ты. Я вам тут наследил. — И стал разуваться. — Как хозяин, так и гость…
Ганька чечеткой прошелся по комнате.
— Отобьешь лапы-то, медведь… еще сгодятся.
— Что нам, Миха, жалеть. Будет день — будет пища… Главный инструмент не ноги — душа. Я вижу, ты вот в коврах окопался, а Валя что-то невеселая. Будто зубы болят… В кооператив-то вступил?
— Под крышу подвели. Теперь машиной бредит, — сказала Валя.
— Ну, этого я не одобряю, — хлопнул Ганька Михаила по спине. — Дай-ка по рюмахе, да я в клуб навострился, речи послушать, знамя ЛЭПу будут вручать. — Ганька подсел к столу. — Ты учти, Миха, закрепостить душу ничего не стоит, а вот выбраться, подчас и жизни не хватает хватальщикам. Пока душа поет, до тех пор человек живет… — Ганька с азартом стукнул по донышку, и пулей вылетела пробка, плеснулся на стол вермут.
Ганька наполнил фужеры пенистым терпким вином.
— Ну, будем, чтобы хозяева не журились.
— Да с чего ты взял, — деланно обиделся Михаил.
— Ладно, ладно, я уже сказал, если будешь спать и видеть свой лимузин, то зачем тебе жена? — Ганька запрокинул рюмку и встал из-за стола.
— Закуси. Не поел даже, — забеспокоилась Валя.
— Со знаменем приду, если не возражаешь…
— Приходи, — сказал Михаил и посмотрел на Валю.
— Рады будем, заходите…
— Э-э, сквозь зубы получается. Радуются не так.
— Ну ладно, Ганька, будь человеком, — обиделся Михаил.
— Буду, — сказал Ганька и налил еще фужер.
— Зачем ты ему сказала о машине? — выговорил Михаил Вале, когда они остались одни.
— А что? Разве не так?
— Это наше, семейное и больше никого не касается.
— Почему ты, Михаил, не захотел, чтобы я посмотрела, как вы будете трубу поднимать?
— В кассе увидишь, в наряде, — засмеялся Логинов. — В наряде не пусто — в руках хрустко… Стоит, Валя, труба, вот в чем дело. Давай еще по рюмашке за Ганькино здоровье.
Валя встала.
— Я думаю, Михаил, работа должна в наряде отражаться, как в зеркале…
— Э-э, постой. — Михаил схватил Валю за фартук и не дал ей уйти. — Кто рисковал? Мы рисковали!
— Рисковал Шавров, — отрезала Валя. — Когда это все случилось, — вздохнула Валя, — когда?
— Что — когда?
— Когда ты стал дельцом? — Валя выдернула из рук Михаила фартук.
— Слушай, Валентина, — глаза у Михаила посветлели, — я могу и обидеться. Знай край и не падай!
— Что на правду-то обижаться? Шаврова я могу понять…
— Ну что ж, действуй. Он мужик холостой, — по-своему истолковал Логинов. Сказал и осекся. Но было уже поздно.
— Примем это за шутку, — Валя отстранила руку Михаила.
— Ну что ты все так близко к сердцу принимаешь? Разве я напрашивался трубу поднимать? — не знал, как и замять этот разговор Михаил. — Ты же знаешь, упросили меня. Бакенщиков жал. Наряд принесли, силком засунули, запихали…
Валя и сама знала, как все происходило с трубой. Перед глазами во всех подробностях промелькнул тот день, видела, как приехал начальник стройки, и слышала, о чем говорил с Шавровым. Шавров доказывал Бакенщикову, что к подъему трубы он не готов, на стройке нет полиспастов, под якоря еще не вырыты даже котлованы. Бакенщиков сел на стул и долго молчал, прикрыв ладонью глаза. Потом поднял свою большую голову и долго, не отрывая глаз смотрел на Шаврова.
— Понимаю, — сказал Григорий Григорьевич, — котельная нужна…
— Не пошел бы я на это, — с хрипотцой выдохнул Бакенщиков, — вместо бетонных «мертвяков» используем бульдозеры. Вот наряд, я сам его подписал, в случае… ты будешь ни при чем.
При этих словах у Шаврова дернулось веко. Валя это хорошо видела.
— Извини, — сказал Бакенщиков, — извини, Гриша.
Валя хоть и внимательно слушала весь разговор, но к сердцу не приняла, и только когда Бакенщиков собрался уходить и сказал: «Все, что можешь, сделай, все разрешаю — людей сохрани…», Валя поняла, что означает подъем трубы: на центральной котельной вместо бетонных «мертвяков» ставят бульдозеры. А вдруг бульдозеры сдадут и упадет труба? Потому Валя и встревожилась, а Михаил не сказал, когда будут поднимать трубу.
Новая повесть известного писателя Леонида Кокоулина, автора романов «Колымский котлован», «В ожидании счастливой встречи», «Пашня», «Подруга», «Огонь и воды», детской книги «Андрейка», – о русском крестьянине, вековом его умении жить в ладу с природой, людьми, со своей совестью. Юный сибиряк Гриша Смолянинов идет с отцом на зимний промысел, исподволь перенимает от него не только навыка трудной и полной радости жизни в таинственной и неповторимой Прибайкальской тайге, но еще и особое восприятие красоты.
Пристрастный, взволнованный интерес к своим героям отличает повесть Леонида Кокоулина. Творческой манере писателя присуще умение с поэтической живостью изображать работу, ее азарт, ее вечную власть над человеком. В центре произведения — жизнь гидростроителей на Крайнем Севере.За книгу «В ожидании счастливой встречи» (повести «Пашня» и «В ожидании счастливой встречи») автор удостоен третьей премии ВЦСПС и Союза писателей СССР в конкурсе на лучшее произведение о современном рабочем классе и колхозном крестьянстве.
Большая трудовая жизнь автора нашла правдивое отражение в первой крупной его книге. В ней в художественной форме рассказывается о первопроходцах сибирской тайги, строителях линии электропередачи на Алдане, самой северной в нашей стране ГЭС — Колымской. Поэтично изображая трудовые будни людей, автор вместе с тем ставит злободневные вопросы организации труда, методов управления.За книгу «Колымский котлован» Леонид Кокоулин удостоен премии Всесоюзного конкурса ВЦСПС и СП СССР на лучшее произведение художественной прозы о современном советском рабочем классе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.