Человек из-за Полярного круга - [23]

— Ну что тогда тянешь кота за хвост?

Ушаков — в обогревалку. Монтажники побросали кувалды, зубила и потянулись за Дошлым.

Прокопий поставил бутылку на стол.

— Вот, — сказал он. — Если кто-нибудь принесет хоть глоток сверх этого, руби мою лебединую шею.

— Не заводись, Пронька, — остановил Михаил. — Ребята знают тебя как порядочного — на нет и суда нет.

— В глаза закапать и то на всех не хватит…

— Я отказываюсь в пользу дяди Коли, — сказал Логинов. — Ему труднее, чем мне. Пусть мою долю он выпьет.

Дядя Коля покашлял.

— Что я, у бога теленка съел? Мне, конечно, нелегко, братцы, сознаюсь, но надо по-братски, по глоточку, да всем. А тебе спасибо, Михаил. — Дядя Коля взял бутылку, прицелился глазом, словно пересчитал всех, потом большим пальцем засек на бутылке метку, булькнул в кружку. Бутылку к глазу. Кружку подал Проньке Ушакову, второму — Логинову. Себе последки вылил, жиденько плеснулось. Он еще потряс бутылку над кружкой, поставил ее под стол. Обтер спекшийся рот тыльной стороной ладони и состроил такую гримасу, будто собирался глотать жабу, а проглотил нектар.

Пронька тоненько хихикнул. Логинов тяжело вздохнул.

— Не вздыхай тяжело, сколько пива, столько и песен, бугор. — Пензев перевернул кружку и стукнул по дну. — Ставим точку.

Но и слабое похмелье не прошло мимо Шаврова. Старший прораб так и не мог понять, что произошло в бригаде. Он еще утром заметил, как маялся Спиридонов, но все доработали до конца смены. Чем это Логинов их так покорил? Может, после работы решили продолжить вчерашнее? Но и этого, как видно, не произошло. Разошлись после работы, каждый сам по себе. И на работу утром пришли все как один — стекла незамутненные.

— Вот и хорошо, перемаялись, а сейчас как хорошо, — сказал дядя Коля. — Кто выдумал эту язву, эту «гамыру»?

— Как кто? — подхватил Колька Пензев. — Бог Дионис, он, говорят. Будто изобретал на радость, а вышло на горе людям.

— Ну, когда подопьешь, то весь мир бы обнял, а назавтра хоть в гроб ложись, тошно, лучше не вспоминать, — отозвался дядя Коля. — Вчера не добавили — сегодня человеками выглядим. А правда, бугор, государству большая прибыль от спиртного?

— Кто его знает, это как смотреть, с какой стороны заходить.

— Может, еще и прогорает, — вздохнул дядя Коля. — Еще как прогорает. Мы ведь об этом не думаем. Ходим и невдомек, как будто так и надо. К нам как-то прошлым летом лектор приезжал, рассказывал о вреде этой штуки, — дядя Коля щелкнул себя по горлу, — так мы его после лекции в канаве подобрали. Вот ведь как: и знает человек, а все равно жрет…

— Вот ты скажи, дядя Коля, — апеллирует Пронька к авторитету Спиридонова, — как жить: совсем не потреблять или на этот счет маленькую рюмочку иметь?

— Наперсток, — вставил Колька Пензев. — Сорок наперстков, и хорошо… К примеру, у меня на материке — далеко ходить не надо — муж сестры стал пить поначалу маленькую перед обедом, потом побольше… потом котел взорвал на работе и поехал… детей осиротил, бабу по свету пустил… Вот и посчитай плюсы и минусы.

Глава десятая

С приездом Валентины жизнь Михаила Логинова изменила свою суть, но он еще не мог понять: с одной стороны, ему с Валей было лучше, с другой — не хватало ребят. Он подспудно тосковал о том времени, когда жил мужским артельным братством. Светлее ему тогда жилось, что ли. А теперь вот вся комната увешана, устлана коврами, гарнитур черного дерева — повернуться негде. Поначалу Михаила воротило от этого благополучия, и он старался шуткой открыть Вале всю несуразность этого приобретательства и частенько загадывал: «кругом ковры, а посередине шанежка». Валя смеялась.

— Это я-то шанежка? Сдобный пирожок.

Но однажды Михаил поймал себя на том, что думает о цветастом ковре. Вот сюда бы его, на диван сверху положить. Из натуральной шерсти ковер. Сегодня их продавали в магазине. Нарядный рисунок. Михаил поскреб в затылке. Где же Валька? Деньги у нее на книжке. А то бы сбегал. А этот ковер, что над тахтой, можно было на пол бросить. Пожалуй, уютнее было бы. Такого на полу и у Тузова нет, может, даже и у Бакенщикова.

— Что с тобой, Миша? — заволновалась Валя.

Он оглядел ее сумки, и лицо его потемнело.

— Ходишь везде, а сегодня новую партию выбросили.

— Ну, куда нам их? — развела руками Валя и повернулась на каблуке. — Я и так тебе свила гнездышко, чтобы ты не чувствовал севера в тундре. Понапихала, самой уже противно. Раньше ты морщился.

— То раньше. Попробуй достань на материке.

— Ну мы-то на материк пока не собираемся, — возразила Валя. — Куда эти тряпки?

Михаил недовольно кашлянул.

— Тоже скажешь — тряпки. А вот забери их и представь комнату — дровяной сарай получится. Хорошенькое дело — тряпки. Те же деньги, а может быть, с наваром.

Валя внимательно посмотрела на Михаила — шутит? Вроде нет.

— Тебя, Миша, действительно не поймешь. Обрастаем, как коростой. Приезжие артисты были — так мы не пошли.

— Тоже сравнила, — насупился Михаил.

— Ну что киснуть? Я больше люблю, когда в комнате просторно, воздуха больше, а так пыль развели.

Михаил где-то в душе уловил, что он еще совсем недавно точно так же относился к этим коврам. Куда она прет в эту нору, осуждал он Валентину. А теперь — на тебе, как человека засасывает, засосет — и не отобьешься, не вылезешь, по уши уйдешь в эту трясину…