Человек из Санкт-Петербурга - [5]

С ее стороны это какая-то извращенность превращать комнату-цветник в свое убежище, подумала она. В этом доме имелись комнаты для любых целей: разные комнаты для завтрака, обеда, чая и ужина; комната для игры в бильярд и для хранения оружия; специальные комнаты для стирки, глажения, приготовления джема, чистки серебра, взвешивания дичи, хранения вин, приведения в порядок костюмов... Ее часть дома состояла из спальни, туалетной комнаты и гостиной. И тем не менее, когда ей хотелось посидеть в тиши, она приходила сюда, усаживалась на жесткий стул и смотрела на раковину из необработанного камня и чугунные ножки мраморного столика. Она заметила, что у ее мужа тоже было неофициальное убежище: когда Стивена что-то беспокоило, он отправлялся в комнату, где хранилось оружие, и читал там книгу об охоте.

Итак, Алекс будет гостить у них весь лондонский сезон. Они станут разговаривать о доме, о снеге, о балете и о бомбах, и присутствие Алекса напомнит ей о другом молодом русском, за которого она не вышла замуж.

Она не видела того человека уже девятнадцать лет, но даже простое упоминание о Санкт-Петербурге сразу же вызывало в памяти его образ и по ее коже под муаровым шелковым платьем для чая пробегали мурашки. Ему тогда было девятнадцать, столько же, сколько и ей, тому голодному студенту с длинными черными волосами, лицом волка и глазами спаниеля. Он был худ, как жердь. Кожа его была бела, волосы, покрывавшие тело, мягки и темны, как это бывает в юности, а руки умелы и опытны. Она покраснела, но не от того что вспомнила о его теле, а потому что подумала о своем, о собственном теле, предавшем ее, наполнившем ее безумным наслаждением, заставившем кричать, забыв всякий стыд. Я была испорченной, подумала она, и осталась такой, потому что мне хотелось бы повторить все снова.

С виноватым чувством она подумала о своем муже. Думая о нем, она почти всегда испытывала чувство вины. Она не была влюблена в него, когда выходила замуж, но любила его теперь. Он был волевым и одновременно сердечным, и он обожал ее. Любовь его была постоянной, нежной и совершенно лишенной той отчаянной страстности, которую она когда-то узнала. Он был счастлив, думала она, только потому, что никогда не знал, что любовь может быть столь безудержной и ненасытной.

Мне больше не нужна такая любовь, уговаривала она себя. Я приучилась обходиться без нее, с годами это стало легче. Так оно и должно быть – ведь мне уже почти сорок! Некоторые из ее подруг все еще испытывали соблазны и поддавались им. Они не рассказывали ей о своих интрижках, чувствуя, что она бы этого не одобрила, но о других сплетничали вовсю, и таким образом Лидия узнавала, что на приемах в загородных домах нередко имели место... скажем, адюльтеры. Однажды леди Жирар со снисходительностью более старшей дамы, дающей советы молодой хозяйке, сказала Лидии: «Дорогая, если вы одновременно приглашаете виконтессу и Чарли Стотта, то непременно должны отвести им смежные спальни». Лидия же поместила их в противоположные концы дома, и виконтесса больше никогда не появлялась в поместье Уолденов.

Люди поговаривали, что виновником возникновения подобной аморальности был покойный король, но Лидия им не верила. Да, он действительно сдружился с евреями и всякими там певичками, но от этого не сделался распутником. Во всяком случае, он дважды гостил в поместье Уолденов – один раз, когда был принцем Уэлльским, а второй раз уже как король Эдвард VII – и поведение его было безупречным.

Она задумалась, посетит ли их когда-нибудь нынешний король. Принимать у себя монарха было огромным напряжением, но в то же время как это восхитительно – стараться придать дому наилучший вид, подавать невообразимо роскошные блюда и купить целых двенадцать новых туалетов на один лишь уик-энд. Если ныне царствующий король посетит их, он, возможно, одарит Уолденов правом особого входа – правом по торжественным случаям въезжать в Букингемский дворец через садовый вход, а не дожидаться на Молле в очереди с двумястами других экипажей.

Она стала думать о гостях, приехавших на этот уик-энд. Джордж был младшим братом Стивена: он обладал обаянием Стивена, но был совершенно лишен его серьезности. Дочери Джорджа, Белинде, было восемнадцать, столько же, сколько и Шарлотте. Обе девушки в этом году впервые выедут в свет. Мать Белинды умерла несколько лет назад, и Джордж довольно скоро женился вновь. Его вторая жена, Кларисса, была намного моложе его, с очень живым характером. Она родила ему двух сыновей-близнецов. Один из этих близнецов после смерти Стивена унаследует поместье Уолденов, если только Лидия в столь позднем возрасте не родит сына. А я бы могла, подумала она; у меня такое ощущение, что могла бы, но этого не происходит.

Пора переодеваться к ужину. Она вздохнула. Ей было так удобно и приятно в платье для чая с распущенными волосами, теперь же придется с помощью горничной затянуться в корсет и высоко уложить волосы на голове. Говорили, что кое-кто из молодых женщин совсем отказались от корсета. В этом нет ничего страшного, если ты от природы сложена, как цифра восемь, подумала Лидия, но сама она как раз была худа в неположенных местах.