Человек из Преисподней. Джунгли - [226]

Взрезав рукав, Серега попытался нащупать пульс – но не преуспел. Впрочем, лучше к шее подобраться: частенько бывает так, что запястье пациента опознание не гарантирует, а за шею ухватишь – ан живехонек еще. Со шлемом, правда, пришлось повозиться – конструкции он был незнакомой, застежек никаких, и все никак не хотел сниматься с головы. Наконец, сообразил что к чему – парная кнопка в районе затылка открывала ремень под нижней челюстью, что и позволяло снять шлем. Дернул его, стаскивая с головы… Сначала, высвеченный фонарем, в глаза бросился штрих-код за правым ухом. Впрочем, здесь ничего необычного: на кадаврах они частенько, на рядовых бойцах так сплошь и рядом. И совсем не клеймо привлекло его внимание. Что-то знакомое было в лице. Этот нос с горбинкой, этот разворот головы, этот высокий благородный лоб и короткая стрижка ежиком… Портил, разве что, длинный узкий шрам вокруг черепа – будто черепную крышку сняли, а потом назад поставили. И Серега, для которого этот человек всегда был предметом подражания, не помнил этого шрама. Он повернул голову на свет, все еще надеясь, что ошибается, надеясь, что перепады света и тьмы играют с ним злую шутку…

Запрокинув голову, мертвыми глазами на него смотрел Марк Центурион.

Глава 16. ИТОГИ

Фонарь светил тускло, с трудом выцарапывая ближайшие метры дороги. Дальше – черная, непроглядная, вязкая, словно густые чернила, – стояла тьма. Она окружала со всех сторон, неохотно пятясь от бледного пятнышка света, скользящего по полу и стенам – и стоило лишь сместить, убрать его – затекала обратно. Занимала свое место, которое в паутине давно уже стало ее собственностью.

В этой тьме они были не одни. Сзади, выплясывая и кривляясь – то серые размытые, а то зловещие черные, то утекая по самые подошвы, а то вытягиваясь до невероятных размеров – неотрывно двигались тени. Ровно две, по количеству людей. Раньше их было больше, и они носились по транзитной, внахлест ложась друг на друга, – но четыре дня назад у Знайки сдох фонарь, и количество теней уменьшилось вполовину. Левая – мощная, габаритная, занимающая бóльшую часть транзитной, выпирающая частями брони, снаряги и обвесом на шлеме, с болтающимся за спиной пулеметом – Серега. Правая – мелкая, ковыляющая, опираясь на винтовку Точки, приспособленную костылем – Илья. Впрочем – это были всего лишь тени, были они не опасны и друзья не обращали на них внимания.

Опасностей здесь вообще оказалось не много. Из пассивных угроз только стандартные: холод, голод, жажда, пыль и радиация. Типовой набор в Джунглях. Из активных же хищников, вроде людей или механизмов, за без малого три сотни километров они не встретили ни одного. Никого и ничего здесь не было уже давно. А может, и вовсе никогда – по крайней мере именно такие мысли рождались у Сереги. Пустыня. Бетон – и тюбинг. Километры бетона и недели тюбинга. Никаких признаков жизни. Кроме двух путников, которые давненько уже потеряли счет дням и неделям. И после этих дней и недель они все еще оставались живы.

Был, правда, еще ветер. Все это время, начиная с четвертого-пятого дня. Злой, колючий, он рождался где-то далеко впереди, набирал скорость в аэродинамической кишке транзитной – и вставал упругой стеной. Холодными своими ладонями он упирался в грудь, хлестал полами шинели, горстями бросал в личину пыль и мелкие песчинки, так что слышно было, как они сухим треском шелестят по куполу шлема, забирался под броню, лишая последних крох тепла. Он выматывал физически и морально, бесил своим злобным тупым упорством… Знайка, руководствуясь какими-то своими формулами и выкладками, подсчитал, что не будь ветра, дорога заняла бы меньше времени, процентов на двадцать – точно. Но с ублюдочным ветром невозможно было ничего сделать. Ровным счетом.

– Сере-е-ег… Серега-а-а… Мож, пожрём? – щелкнуло в наушнике. Знайка шел рядом и чуть сзади – так легче было противостоять ветру, плотный поток которого разбивался о массивную фигуру товарища – но шум не всегда позволял разговаривать и зачастую приходилось использовать связь.

Сотников, подняв руку, глянул на часы – середина дня. Пожалуй. Заодно и водички глотнуть.

– Сворачиваем, – просигналил он. – К ребрам давай.

Между ребрами было чуть тише. Настолько, что можно снять шлем и, сидя рядом, даже разговаривать особо не напрягаясь. И говорить, и рацион распотрошить, и проглотить очередные сто грамм провианта. Да и теплее.

– А вот, скажем, если бы ветер в спину дул… – тщательно пережевывая крекер с мелким кусочком тушенки, изрек Знайка, – мы и за неделю могли бы… Наверно.

– Это как же? – усмехнулся Серега.

– У бармалея зипа до черта. Те же подшипники выбить, приспособить колёсиками. А площадь щита какая, видал? Щит поставить на колеса. Снять с пацанов куртки, сшить между собой. Вот тебе парус. Мачта… – он похлопал ладонью по своему костылю. – Новый вид спорта – тоннельный серфинг.

– А полумертвого научника куда? – поинтересовался Сотников, осторожно подхватывая кусочек тушняка. – Ты же первые дни пластом лежал…

Илья вздохнул, признавая справедливость слов.

Шли – словно итоги подводили. Говорили. Много и о разном. Да и что еще было делать? Знайка в эти дни вообще блистал. Метал мысль за мыслью – и в философию-то уклонялся, и в божественное, и даже сумел из него Серега выцарапать нечто настолько важное и секретное, что полдня потом в себя приходил. И он всё не переставал удивляться, сколько же умещается в этой лысой башке с грязным растрепанным ирокезом…