Человек из Назарета - [87]

— Здесь нечего прощать, сын мой. Ты хорошо сказал. Ты действительно веришь. Но позволь мне теперь поговорить с Симоном, которого мы называем Петром, поскольку он, хотя и не обладая твоей способностью к рассуждениям, тоже дошел до истины и, не обладая твоим красноречием, также нашел верные слова. Сын Живого Бога. Говоря так, Симон Бар-Иона, Симон Петр, ты обнаруживаешь себя блаженным среди людей. Не кровь и плоть открыли тебе истину: она снизошла на тебя от Отца моего, сущего на небесах. И отныне имя твое не Симон, не Симон Петр, но просто Петр — имя, под которым тебя должен знать мир. Петр означает «камень». И на сем камне я должен создать то, что я называю церковью моей, и врата ада не одолеют ее. Говорю вам: Петр сказал истину, и теперь вы знаете ее. Но вы не должны говорить об этом ни одному человеку. Еще не пришло время. Должен ли я теперь объяснить вам что-то?

У Петра не было вопросов, поскольку в этот момент он совсем лишился дара речи. Но Фома спросил:

— Что это такое — церковь? Что ты подразумеваешь под словом «церковь»? Я думаю — хотя ты, может быть, и Сын Божий, — что ты должен говорить попроще — без этих слов о вратах ада, ключах и всем таком прочем — и объяснить нам все. Не сочти за грубость, конечно. Но я думаю, мы имеем право знать, что за человек теперь этот Петр, бывший Симон. Со всем почтением, конечно, всегда с почтением.

— Ты прав, Фома, — сказал Иисус и съел виноградину, разгрызая и проглатывая зернышки. — Я могу быть Сыном Божьим, но я еще и человек и должен когда-то, подобно всем людям, покинуть этот мир. Проповедование же должно продолжаться. Оно должно продолжаться всегда. Поэтому должна быть община мужчин и женщин, которая обладает истиной и учит истине, и эта община должна иметь главу или вождя. Этот вождь должен перед смертью передать главенство другому вождю. И так это должно продолжаться. Со временем слова легко могут быть искажены по невежеству, глупости или злому умыслу. Но глава должен препятствовать этому и должен сказать: «Это слово означает то-то». Как все священники старого Закона идут от Аарона, так все священники нового Закона пойдут от этого блаженного Петра. Главенство в общине будет не только для того, чтобы весть передавалась неискаженной, но и для того, чтобы благословлять и порицать. Есть опасность — в отдаленном будущем, а может быть, и не столь отдаленном, — что люди, не избранные самим Петром, уверуют, будто они и только они знают истинный смысл вести. Делая это от чистого сердца, они начнут основывать церкви, претендующие на то, что только они учат истине. Но такие люди, если они не будут избраны Петром или теми, кто придет после него, достойны осуждения. Церковь, как видите, не более чем община, которая придерживается одной веры. Однако неправильно говорить о какой-то церкви, а равно и о каком-то Боге, ибо есть только один Бог и только одна церковь. И церковь эта начинается с нас и с тех, которые верят в то, чему мы учили. Скоро эта церковь станет церковью Петра.

— Скоро, учитель? — переспросил Петр. — Когда?

— Мы должны покинуть Галилею. Эта лиса, Ирод, замышляет против меня недоброе. Мое предназначение не в том, чтобы гнить в грязной тюрьме и ждать, когда мне снесут голову. Мы должны отправиться в Иерусалим незадолго до наступления Пасхи, а вернее — уже этой ночью. В Иерусалиме я должен пострадать несколько иначе, нежели может придумать Ирод Галилейский. Я должен быть отвергнут священниками и старейшинами Храма. А теперь слушайте очень внимательно. Поскольку вы верите, что я Сын Бога Живого, вы должны принять то, что я вам сейчас скажу, без удивления и потрясения. И без неверия, Фома. Я должен быть убит. На третий день после моей смерти я воскресну. Но прежде я должен быть убит.

Петр, с преждевременной, может быть, властностью, воскликнул:

— Такого не должно произойти, учитель! Ты дал мне полномочия, и теперь я, пользуясь ими, говорю: этого не будет! Мы этого не допустим! — И Петр, в поисках поддержки, окинул взглядом своих товарищей.

Но Иисус был взбешен. Он встал из-за стола, отвернулся, потом снова посмотрел на них и закричал:

— Неужели нечистый управляет тобой?! Отойди от меня, сатана! Не камень ты больше, но булыжник на моем пути, чтобы я споткнулся. Ибо думаешь ты о том, что человеческое, а я говорю о том, что Божье! И тому, о чем говорю, надлежит быть, и быть скоро! Ни один человек не помешает этому!

Больше Иисус не сказал ничего и снова отвернулся. Казалось, он дышит с трудом. Петр открыл было рот, но, встретив предупреждающий взгляд Иуды, не решился заговорить. У всех учеников был пришибленный вид. Варфоломей морщился, как от боли в желудке. Они с благодарностью посмотрели на женщину, которая в этот момент вошла в комнату — как они сразу подумали, убрать посуду, — однако в руке ее был кувшин. Что же, еще порция вина? Потом они узнали эту женщину, и у них появилась надежда, что гнев учителя изменит направление. Однако Иисус был очень мягок с вошедшей женщиной (скорее, девушкой, но девушкой плохого поведения). Он поцеловал ее в щеку и сказал:

— Благослови тебя Господь, дитя! Я счастлив видеть тебя. Ты, кажется, чувствуешь себя неловко, Петр? Возможно, твоя мать не одобрила бы пребывание своего сына в такой компании… Нет, дитя мое, мы не будем подшучивать. Что же ты принесла мне?