Человек из Назарета - [115]

Шрифт
Интервал

— Это не то, что я заказывал! — воскликнул Квинтилий. — Его преступление состоит в том, что он выдает себя за царя иудеев. Эта же надпись гласит, что он и на самом деле царь. Унеси и переделай. Если мы повесим табличку в таком виде, евреи обрушат на нас всю свою ярость.

— Со всем моим уважением, господин, — сказал мастер по вывескам, кривоногий человек, от которого исходил довольно приятный запах дорогих ароматических масел. — По ведь его сиятельство видели, как мы делали эту табличку. Они спросили, что мы на ней собираемся написать, и мы объяснили. Тогда они велели написать именно то, что мы и написали. Они даже немного помогли нам с арамейским — ужасный все-таки язык!

— Его сиятельство? Господин прокуратор? Не может быть!

— Они сказали, господин, что знают, как это оскорбит некоторых, но, мол, самое время, чтобы кое-кто оскорбился. И еще они сказали: «Если кто-то будет недоволен, передай им, что я написал то, что написал». Потом они ушли, не дав больше никаких указаний.

— Пусть кровь падет на его собственную голову, — процедил сквозь зубы Квинтилий.

— Прости, господин?

— Забери это и отдай командиру того отряда, что совершает распятия.

— Будет сделано, господин.

Теперь Иисус оказался полностью в руках римлян. Обычно распятию предшествовала процедура бичевания, которую, если приговоренный оказывался евреем, с большим удовольствием исполняли сирийские наемники из оккупационной армии. В грязном дворе своей казармы они уже сорвали с Иисуса всю одежду. Он стоял, плотно прижавшись грудью к массивному каменному столбу и обхватив его руками, — запястья приговоренного были связаны, все тело в крови.

— Здоровый ублюдок, совсем не похож на еврея. Вон там немного кривовато. Ударь-ка его по другой щеке. Я имею в виду другую щеку его задницы.

— Есть, господин!

— Вон там свисает кусок кожи. Делай свою работу как следует. Отсеки его одним ударом, и дело с концом. Давай, Фидон, побольше свежего мяса!

Избиение продолжалось.

— Заставь же наконец этого ублюдка кричать. Откуда нам знать, что им больно, если они не кричат?

— Этот не закричит. Большой ублюдок, как ты сказал, господин.

— Достаточно, — сказал командир, отвечавший за экзекуцию. Он был очень молод. — Накиньте на него одежду.

— Мы ведь только начали, господин. Люди еще хотят. На его шкуре много мест, господин, к которым мы еще и не прикасались.

— Это приказ.

К командиру подошел улыбающийся сириец, который осторожно держал в руках что-то вроде усеянного колючками кольца.

— Что это?

— Он говорит, что он царь, господин, ведь так? Но это оскорбительно для императора. Мы должны его короновать.

— Давайте заканчивайте. Мы опаздываем.

Сирийцы туго натянули на голову Иисуса кольцо, сделанное из веток колючего кустарника. Для этого им пришлось приподниматься на носках, настолько был высок пленник.

— Ему недостает в руке этой штуки. Как вы там ее называете?

— Скипетр, господин?

— Дайте ему подержать эту плеть. Не думаю, что посмеет ударить. Евреям недостает мужества.

Они накинули на плечи Иисуса красный плащ легионера и вложили ему в руку плеть. Кровь из-под «короны» струйками стекала по лицу приговоренного. Затем сирийцы разыграли короткую сценку с неуклюжими поклонами, которые сопровождались фразами вроде: «Радуйся, царь иудеев! Выше свой царственный зад, божественное иудейское величество!»

— Не выношу этих ублюдков, господин, — сообщил старшему офицеру младший командир.

— Ну, довольно. Нам пора идти.

— Хорошо, господин.

Они снова раздели жертву (при этом младший командир напоследок нанес символический удар ногой в неприкрытую промежность), затем накинули на Иисуса его цельнотканое одеяние, все еще достаточно чистое, — на нем сразу же начали проступать пятна крови. Плеть у Иисуса они забрали.

— Разрешите оставить корону, господин?

— Да, да. Пошли уже, мы опаздываем.

Теперь Иисуса привели на располагавшийся недалеко от казармы сирийцев дровяной склад, где старик и мальчик изготовляли кресты для распятий. Старик посмотрел на Иисуса так, словно прикидывал, подойдет ли тому новое одеяние. Обращаясь к командиру, старик произнес:

— Он очень большого роста, господин. Это тот, для которого приготовлен новый крест?

— Цельный крест, ты хочешь сказать?

— Я уже говорил, что это не очень хорошая идея, господин. Я, конечно, не думал, что будет кто-нибудь такого роста, как он. Уж очень он велик, да.

На складе хранились перекладины, которые должны были прикрепляться на месте казни к врытому в землю вертикальному столбу. Но среди перекладин лежал и один новый, очень красивый крест, уже собранный с помощью хитроумных пазов и шипов. Однако в месте крепления перекладины к столбу один-два хитрых гвоздя все-таки вышли наружу.

— Хорошее дерево. Мне пришлось много над ним потрудиться. Жалко, что будет весь залит кровью. Да уж так устроена жизнь, да. Надеюсь, донесешь его? — с сочувствием обратился он к Иисусу. — Здорово же они тебя обработали. Что это у тебя на голове-то?

Иисус оставил вопрос старика без ответа. Поглаживая дерево и вдыхая его запах, он задумчиво произнес:

— Кедр… Ты был плотником?

— Был?! Да я по сию пору и есть плотник, дружище! Ты только взгляни! Ровно, прямо, хорошо опилено, хорошо остругано! Грех и позор пускать эту прелесть на такое дело. На саму-то работу никто и не посмотрит, это уж точно. Да еще эти мерзкие огромные гвозди. И ты спрашиваешь, плотник ли я? Ну, это последнее оскорбление, скажу я тебе. Каждый занимается своим делом, а других это не должно касаться.


Еще от автора Энтони Берджесс
Заводной апельсин

«— Ну, что же теперь, а?»Аннотировать «Заводной апельсин» — занятие безнадежное. Произведение, изданное первый раз в 1962 году (на английском языке, разумеется), подтверждает старую истину — «ничто не ново под луной». Посмотрите вокруг — книжке 42 года, а «воз и ныне там». В общем, кто знает — тот знает, и нечего тут рассказывать:)Для людей, читающих «Апельсин» в первый раз (завидую) поясню — странный язык:), используемый героями романа для общения — результат попытки Берждеса смоделировать молодежный сленг абстрактного будущего.


1985

«1984» Джорджа Оруэлла — одна из величайших антиутопий в истории мировой литературы. Именно она вдохновила Энтони Бёрджесса на создание яркой, полемичной и смелой книги «1985». В ее первой — публицистической — части Бёрджесс анализирует роман Оруэлла, прибегая, для большей полноты и многогранности анализа, к самым разным литературным приемам — от «воображаемого интервью» до язвительной пародии. Во второй части, написанной в 1978 году, писатель предлагает собственное видение недалекого будущего. Он описывает государство, где пожарные ведут забастовки, пока город охвачен огнем, где уличные банды в совершенстве знают латынь, но грабят и убивают невинных, где люди становятся заложниками технологий, превращая свою жизнь в пытку…


Механический апельсин

«Заводной апельсин» — литературный парадокс XX столетия. Продолжая футуристические традиции в литературе, экспериментируя с языком, на котором говорит рубежное поколение малтшиков и дьевотшек «надсатых», Энтони Берджесс создает роман, признанный классикой современной литературы. Умный, жестокий, харизматичный антигерой Алекс, лидер уличной банды, проповедуя насилие как высокое искусство жизни, как род наслаждения, попадает в железные тиски новейшей государственной программы по перевоспитанию преступников и сам становится жертвой насилия.


Сумасшедшее семя

Энтони Берджесс — известный английский писатель, автор бестселлера «Заводной апельсин». В романе-фантасмагории «Сумасшедшее семя» он ставит интеллектуальный эксперимент, исследует человеческую природу и возможности развития цивилизации в эпоху чудовищной перенаселенности мира, отказавшегося от войн и от Божественного завета плодиться и размножаться.


Семя желания

«Семя желания» (1962) – антиутопия, в которой Энтони Бёрджесс описывает недалекое будущее, где мир страдает от глобального перенаселения. Здесь поощряется одиночество и отказ от детей. Здесь каннибализм и войны без цели считаются нормой. Автор слишком реалистично описывает хаос, в основе которого – человеческие пороки. И это заставляет читателя задуматься: «Возможно ли сделать идеальным мир, где живут неидеальные люди?..».


Невероятные расследования Шерлока Холмса

Шерлок Холмс, первый в истории — и самый знаменитый — частный детектив, предстал перед читателями более ста двадцати лет назад. Но далеко не все приключения великого сыщика успел описать его гениальный «отец» сэр Артур Конан Дойл.В этой антологии собраны лучшие произведения холмсианы, созданные за последние тридцать лет. И каждое из них — это встреча с невероятным, то есть с тем, во что Холмс всегда категорически отказывался верить. Призраки, проклятия, динозавры, пришельцы и даже злые боги — что ни расследование, то дерзкий вызов его знаменитому профессиональному рационализму.


Рекомендуем почитать
Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.


Мне бы в небо. Часть 2

Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.


Что тогда будет с нами?..

Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..


Шоколадные деньги

Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.


Тиора

Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.


Чудо с лошадьми

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь и гибель Николая Курбова. Любовь Жанны Ней

В книгу вошли романы «Любовь Жанны Ней» и «Жизнь и гибель Николая Курбова», принадлежащие к ранней прозе Ильи Эренбурга (1891–1967). Написанные в Берлине в начале 20-х годов, оба романа повествуют о любви и о революции, и трудно сказать, какой именно из этих мотивов приводит к гибели героев. Роман «Любовь Жанны Ней» не переиздавался с 1928 года.


Дневник вора

Знаменитый автобиографический роман известнейшего французского писателя XX века рассказывает, по его собственным словам, о «предательстве, воровстве и гомосексуализме».Автор посвятил роман Ж.П.Сартру и С. Де Бовуар (использовав ее дружеское прозвище — Кастор).«Жене говорит здесь о Жене без посредников; он рассказывает о своей жизни, ничтожестве и величии, о своих страстях; он создает историю собственных мыслей… Вы узнаете истину, а она ужасна.» — Жан Поль Сартр.


Ночь и день

«Ночь и день» (1919) — второй по времени создания роман знаменитой английской писательницы Вирджинии Вулф (1882–1941), одной из основоположниц литературы модернизма. Этот роман во многом автобиографичен, хотя автор уверяла, что прообразом главной героини Кэтрин стала ее сестра Ванесса, имя которой значится в посвящении. «Ночь и день» похож на классический английский роман: здесь есть любовный треугольник, окрашенные юмором лирические зарисовки, пространные диалоги, подробные описания природы и быта. Однако традиционную форму автор наполняет новым содержанием: это отношение главных героев к любви и браку.