Человек из дома напротив - [17]

Сторож вышел в раздевалку и остановился. Анна могла поклясться, что он принюхивается, и затаила дыхание. Ей не было страшно, она по-прежнему чувствовала себя преследователем, просто зверь оказался слишком близко.

Григорий ушел.

Увели и мальчика со второго этажа. В саду воцарилась тишина, всегда особенно глубокая после ухода детей.

Девушка вернулась к кабинету заведующей. Там находилась женщина, знающая ответы на те вопросы, что не давали Анне покоя много лет.

Приглушенно простучали каблуки, что-то протяжно скрипнуло. Второе помещение, догадалась девушка, может быть, туалет или просто смежные комнаты. Не задумываясь, она проскользнула в кабинет и осмотрелась.

В углу висело длинное синее пальто из кашемира. Внимание Анны привлекли белые тонкие иголочки на подоле. Она наклонилась. Это была шерсть и обрывки сухих травинок. Несколько секунд Анна смотрела на них не отрываясь, а затем бесшумно попятилась и вернулась в темноту коридора. Вскоре хлопнула дверь. Каблуки простучали совсем рядом. Полоса света исчезла, и до Анны, замершей в укрытии, долетело сладкое цветочное благоухание.

9

Елена Юрьевна оказалась высокой женщиной с осанкой балерины. Шла она неторопливо. Анна следовала за ней, внешне спокойная, внутренне сжатая как пружина. В таких пальто не ездят в общественном транспорте. Где-то неподалеку у Матусевич наверняка припаркована машина. Стоило бы побеспокоиться, но девушку охватило необъяснимое чувство уверенности. Все шло правильно. Наконец кто-то там, наверху, вспомнил об Ане Козловой и решил бросить камешек на ее весы.

До высокой кирпичной многоэтажки они дошли за десять минут. Елена Юрьевна на ходу полезла в сумку за ключами.

Анна приготовилась.

Если ключи – значит, дома нет родственников.

Если белая жесткая шерсть – значит, дома ждет собака.

Когда женщина прижала ключ к металлическому кружку, Анна набросила капюшон, вытащила телефонную трубку и начала быстро говорить первое, что пришло на ум.

– …не знаю, он мне позвонил, а я ему говорю: мы с тобой договаривались на три, а не на пять, а теперь извини-подвинься…

Не переставая болтать, она подбежала к подъезду за женщиной и улыбкой поблагодарила за открытую дверь, одновременно приветственно кивнув.

– Здравствуйте, – рассеянно согласилась Елена Юрьевна.

Женщина осталась ждать лифта. Анна помчалась вверх по лестнице, прислушиваясь к его гудению.

Второй этаж. Третий. Четвертый. Пятый. На шестом двери открылись.

Лестничной площадкой выше девушка услышала, как звякнули ключи.

В дорогом кашемировом пальто не гуляют с белыми собаками. Пусть это будет не слишком крупный пес, подумала Анна, пусть болонка, а не алабай.

Она спустилась на шестой и встала так, чтобы ее нельзя было увидеть из глазка.

Вскоре замок щелкнул. Дверь приоткрылась, и наружу вылетел низенький белый терьер, похожий на новенькую швабру.

Анна кинулась на выходящую следом женщину, втолкнула ее в квартиру и захлопнула дверь. Елена Юрьевна закричала. Снаружи надрывался пес, гулкий лай разносился по этажам.

Не раздумывая, девушка ударила локтем в настенное зеркало. Со звоном посыпались осколки и захрустели под ногами. Она подняла один, похожий на расплющенную сосульку, и на мгновение увидела в нем свое отражение – огромные страшные глаза, закушенная до крови губа.

Елена Юрьевна пыталась встать с пола. Анна толкнула ее, села сверху. Осколок прижала к сонной артерии.

– Деньги в сейфе! – лепетала женщина. – Я скажу код, все скажу, у меня есть рецепты, я знаю, у кого попросить…

Лучше бы тебе и впрямь попалась наркоманка, подумала девушка.

– Где дядя Костя? – раздельно спросила она. – Константин Мельников! Где он?

Женщина так сильно изменилась в лице, что у Анны не осталось иллюзий. Она вдавила острие в кожу.

– Рассказывай!

Полтора часа спустя пес по кличке Фредди, задремавший на коврике, услышал, как проворачивается дверная защелка. Он лениво взмахнул хвостом.

– Ступай домой, малыш, – разрешила девушка.

Она сунула в карман фотографию Никиты Сафонова и побежала вниз по лестнице.

Глава 5

1

Вторым в списке Илюшина был Борис Лобан.

Родители Лобана жили в подмосковном Серпухове. Дверь Макару открыл неопрятного вида пожилой мужчина в семейных трусах и грязно-белой майке.

– Иван Сергеевич? Я вам звонил…

– С ней вон разговаривай, – на полуслове перебил его хозяин.

К Илюшину вышла краснолицая женщина лет пятидесяти в халате, неся под мышкой йоркширского терьера с бантом. «Какая-то пародия на гламур, ей-богу», – успел подумать Макар.

– На кухню пойдем, – без выражения приказала женщина и ушла, не дожидаясь его ответа.

В воздухе стояла сигаретная вонь. Нет, сам воздух был удушливой застарелой вонью. На плите в сковородке что-то шкворчало, сквозь грязное стекло духовки смутно угадывался противень с пирогами, но ароматов еды Илюшин, как ни старался, ощутить не мог. Он посочувствовал судьбе терьера.

Хозяйка опустила собачку на пол, обернулась к Макару и сощурилась.

– Ты, значит, хочешь писать про Бориса…

– Я собираюсь создать альбом обо всех студентах нашего курса, – вежливо ответил Илюшин.

– Чего стоишь! – Она ногой придвинула ему табуретку и запахнула халат. – О Борисе, значитца… Хороший он был парень. Сам себе дорогу пробивал, своим умом. Все его любили. У него и невеста была в деревне, они росли вместе, в соседних дворах… – Женщина вытерла сухие глаза и без перехода спросила: – Сколько платишь-то?