Человек и океан - [54]
Они все-таки добрались до мелководья и поплыли на свет далекого костра. Испуганный их долгим отсутствием Пакеекее встретил их на берегу. Когда они выбрались на сушу, звонарь получил от пастора прощение за то, что в минуту опасности больше верил в злой дух лекаря, чем в милость Божью.
Но для Тура все было не так просто — в табу лекаря он, конечно, не верил. Но кто был прав — отец, что молился Богу, или мать, существование Бога отрицавшая? Впрочем, действительно ли она думала, что Бога нет? Не могло ли быть так, что мать на самом деле тоже верила, но основу ее веры в Бога составляло учение Дарвина, а не Священное Писание?
В четырнадцатилетнем возрасте Тур сказал «нет» священнику и конфирмации — церковь тогда была для него худшим местом в мире. Потому что если и существовал Бог, то это был бог любви, а не бог священников.
Плывя в каноэ по бурному океану, он рисковал жизнью не меньше, чем когда провалился под лед на пруду Херрегорд, чуть не утонул в Церковной бухте или заблудился в бурю в горах Довре. И теперь Хейердал опять пошел на смертельный риск, отправившись на Хива-Оа в дырявой лодке с больной Лив. Тур испытывал сильный страх — скоро ему должно было исполниться двадцать три, и если у человека, как у кошки, тоже есть девять жизней, то он уже использовал половину этой квоты. Каждый раз, когда он оказывался в опасности, у него усиливалось убеждение в существовании невидимой силы, к которой можно обратиться с просьбой или за утешением. Это могло означать только одно — что в глубине души Хейердал чувствовал потребность в вере.
Что представляет она собой — эта невидимая неподдающаяся определению сила? Во что ему верить? Чьему последовать примеру — отца или матери?
Много лет спустя, когда в 1974 году Хейердалу исполнилось шестьдесят лет, он вспоминал поход на каноэ с Тиоти: «Мы гребли и черпали воду, и я сказал себе, что я — слепой дурак. В кромешной тьме, в открытом море, скорее всего именно там, я должен был понять, что самая могущественная сила — не человек и не то, что он может видеть в свой микроскоп, но всегда присутствующее нечто, что заставляет хлебное дерево вылезать из сухой почвы, паука — плести свою паутину, а краба-отшельника искать пустую раковину. Разве я, месяцами живя в тесном соприкосновении с природой, не видел везде свидетельства существования сверхчеловеческих сил, не ощущал постоянного подтверждения существования чего-то в высшей степени реального, чему наука еще не придумала название — силы, которая заставляет природу творить, гениальным образом развиваться и автоматически поддерживать баланс?»>{174}
Чему наука еще не придумала названия. Церковь называла эту силу Всемогущим Богом. Пожалуйста. Но Тур Хейердал искал ответа не как верующий человек, а как ученый.
Между тем они увидели очертания Хива-Оа. Иоане твердо и уверенно держал шлюпку по курсу. Тур сказал Лив, что терпеть им осталось немного, но она не слышала его.
На самом деле им еще предстояло несколько часов пути, и впереди оставался наиболее трудный участок. Рядом с Хива-Оа находится еще один остров — Тахуата, в проливе между островами сильное течение, а у берега мощный прибой. При сильном ветре управлять судном в проливе практически невозможно. Но у людей в шлюпке выбор отсутствовал, им нужно было достичь берега, и после короткого размышления Греле велел Иоане идти вперед. Лодку начало бросать из стороны в сторону, полетели брызги, и в эти минуты совершенно невозможно было поверить в гипотезу, вычитанную в книгах Крёпелиена, — что первые полинезийцы приплыли на острова из Азии. Как, каким образом они преодолели тысячи миль вопреки сильному ветру и опасным течениям в своих открытых каноэ, из которых постоянно нужно было вычерпывать воду?
Иоане вцепился в руль. С преодолением каждой волны он выигрывал несколько метров, и через некоторое время они оставили самое опасное место пролива позади. Но им еще предстояла высадка на берег. Деревня Атуона, в которую они направлялись, находилась на юго-востоке острова. В Атуоне имелись и медпункт, и почта, туда довольно часто приходили суда с Таити, но там, увы, не было ни мола, ни пристани — лишь пляж с продолжительным мелководьем. Когда волны доходили до этого мелководья, они заворачивались, как сыр на терке, росли в размерах и прибавляли в силе.
Шлюпка подошла к прибою.
В прибое паруса бесполезны, и Иоане отдал приказ их спустить. Теперь восьмерых гребцов ожидал серьезный экзамен. Люди уже устали бояться за свою жизнь, устали вычерпывать воду, их мучила жажда, они обгорели на солнце, но при столкновении с прибоем у них будто открылось второе дыхание.
Лив пришла в себя и села в лодке. Она вряд ли понимала, что происходит вокруг, и поэтому лишь безучастно смотрела на прибой, положив голову на плечо Тура.
Гребцы из последних сил удерживали лодку на месте и ждали сигнала от капитана.
Иоане следил за волнами и тоже ждал — подходящую волну, которая выбросит их на берег. И как только она появилась, Иоане неистово закричал:
— Гребите! Гребите!!
Весла, словно ножи, ударили в воду. Пока волна настигала шлюпку, они набрали большую скорость, и вот волна подхватила их и понесла на крутом гребне к берегу. Весла работали как гребное колесо, удерживая лодку в правильном положении. Но вдруг один гребец выронил весло, потом другой, и еще один, и еще — лодка завертелась и перестала слушаться руля. В следующий момент она стала добычей волны, но прежде чем она опрокинулась, люди бросились в воду. Тур схватил Лив и, пока лодка вздымалась в последнем, смертельном броске, прежде чем ее затянуло в воронку, перевалился через борт. Вода потащила их вместе с чемоданами и мешками, но они смогли встать на ноги и добрели до берега.
